Именно так: «Рождество» именуют праздник Рождества Христова в просторечии. И не потому, что так проще да короче, и все понимают, о каком, вернее, о Чьем Рождестве речь. Во-первых, если вы зададите вопрос: «Что мы празднуем в Рождество?», и даже, если уточните: «в Рождество Христово», не факт, что вам ответят: «День рождения Иисуса Христа». По опыту скажу: совсем даже и необязательно. А во-вторых, «Рождеством» у нас, в так называемом «постсоветском пространстве» стало принято называть этот праздник на волне перестроечных мод на все западное.
В советское время Новый Год-то отмечал весь наш многогнациональный народ, а Рождество Христово на всем необъятном пространстве праздновала лишь микроскопическая частичка «свободного от предрассудков» общества. За исключением, разве что, некоторых регионов, присоединенных в 39 – 40 гг., как, например, Западная Украина, Молдавия, где в деревнях дети продолжали колядовать, или прибалтийские республики, коренное население которых старательно показывало коммунистическому режиму фигу в кармане всеми доступными путями, в том числе и отмечая традиционные религиозные праздники, зачастую даже безо всякой на то религиозной мотивации. Помню, как поближе к 25 декабря в нашем институте устраивали праздничную дискотеку, официально приурочивая ее ко дню учреждения СССР. И все знали, что на самом деле студенты гуляют по случаю Рождества.
Это не значит, что в Прибалтике совсем не велась антирелигиозная пропаганда и не преследовали за «мракобесие». Мою нерелигиозную тещу чуть не уволили из школы, когда она всего-то на всего под Рождество принесла в класс еловые ветки в честь красивой традиции. Тем не менее, по домам Рождество праздновали, и праздновали по-западному: как тихий, домашний праздник с Дедом Морозом (по-эстонски J?uluvana; кстати, Рождество по-эстонски: J?ulud – название древнего языческого праздника, выпадавшего на этот период – зимнего солнцеповорота), праздник любви и единения родственников.
Итак, обычай праздновать Рождество на постсоветском пространстве в постсоветское время – результат не пресловутого духовного возрождения, а моды на все западное, наряду с Хэллоуином и Днем св. Валентина (в «раскручивании» чего энергично поучаствовали коммерческие структуры, имеющие с «хлеба и зрелищ» свой хрустящий навар). Поэтому праздник Рождества Христова, к сожалению, в массовом сознании больше других церковных праздников оброс суевериями и всевозможными обычаями, ничего общего с Христом не имеющими. Я даже не о гаданиях (это наше, родное – языческое, в этом Запад винить нечего), а о самом духе празднования. Причем, что показательно, иные принципиально отмежевывают Рождество от Христа, говоря, что это не только христианский праздник (это они о Рождестве Христовом), но и языческий, обосновывая это тем, что изначально до установления христианского праздника, этот день был посвящен «звезде по имени Солнце» – богу Митре. Логика железная: раз совпадает по времени, значит, и по сути. Самое удивительное, что нередко такое говорят неглупые люди. До какой же степени надо внутренне жаждать торжества язычества, чтобы настолько оглупеть?..
Тем не менее, эти высказывания очень верно отражают общие настроения: праздновать христианские праздники, но не приведи Господи по-христиански.
Помню передачу телевизионную в канун западного Рождества в конце 1992 г. Трансляция велась то ли из Германии, то ли из какой-то другой развитой державы. Тележурналист: «Праздник Рождества! Где же он чувствуется больше всего? – задает он наивному телезрителю вопрос (неужели скажет: «в храмах»? – мелькнула у меня мысль). – Конечно же, на елочном базаре!»… Вот, так. На елочном базаре, в магазинах, в увеселительных заведениях – где угодно, только не в храме, не в доме Божием. Понятно, что на самом-то деле как раз в храмах чувствуется праздник Рождества Христова, а тот, приуроченный к Его рождению праздник, суть которого в елках, игрушках, всевозможной пиротехнике и, конечно же, праздничных столах – он, и вправду, не в Его доме, а в миру.
Человеку хочется праздника. Радости, веселья, каких-нибудь игр, забав, чего-то дающего почувствовать и связь с корнями (христианское, языческое, как правило, неважно), и приобщенность к западной культуре. Ну кому, казалось бы, плохо, что, как выразился известный юморист, «для русского православного человека католическое Рождество – святое дело»? И то «ихнее» отметим, а потом и это, «наше»! Однако в том-то и дело, что Рождество не «их» и не «наше», а Христово. Это Его праздник. Либо мы Его поздравляем, либо внаглую гуляем на «своем» празднике, пользуясь поводом «оторваться», игнорируя при этом Виновника торжества.
Господь не против «утешения» в праздник. Нет греха ни в трапезе, ни в веселье с хлопушками-погремушками (хотя и в этом надо меру знать: когда вижу, как на воздух, буквально, вылетают, полыхают и гаснут сумасшедшие деньги – это при стольких-то голодных, бездомных, раздетых – не по себе становится). Грех – в извращении истины, в повреждении сущности и обессмысливании церковного праздника. Да, церковного, как это ни обидно звучит для тех, кто решительно отмежевывается от его богослужебной составляющей, от предшествующего поста, от благотворительности в Сочельник, от возможности проникнуться смыслом празднуемого события.
Когда-то Церковь пошла навстречу немощным, чтобы избавить их от повода грешить хождением на языческий праздник Митры, и выделила из праздника Богоявления событие Рождества Христова для особого почитания. Эти два праздника продолжают сохранять единство, как по сходству богослужебной схемы, так и потому, что между ними связующей нитью проходят Святки, по-прежнему объединяющие в нашей памяти два события евангельской истории – рождение Спасителя и Его крещение в Иордане.
Древняя Церковь учредила празднование Рождества Христова, чтобы немощные братья не пропитывались языческим духом, разделяя с друзьями-родственниками, остававшимися в язычестве, их трапезу, но имели бы свой праздник и проникались бы пониманием величия чуда Воплощения Божия и явления Солнца правды, чуда Божией любви и Его премудрости, проявляющейся в промыслительном домостроительстве нашего спасения. И что мы видим сегодня? – Празднование того же языческого праздника, но уже в церковной среде (состоящей из всех, кто через таинство крещения вступил в Церковь, независимо от степени воцерковленности), потому что даже для тех, сравнительно немногих, кто на Рождество Христово приходит в храмы, большая часть содержания богослужебных текстов остается недоступной, будь то по причине невнятности чтения и пения, будь то по собственной невнимательности или недостаточной понятности церковно-славянского языка.
Нам был дан этот праздник ради того, чтобы помочь немощным отмежеваться от язычества, а оно, не имея уже возможности выманить и вернуть их открыто, нагнало нас, внедрилось в церковную среду, мимикририруя под христианство, и поглощает души, прикрываясь и привлекая христианскими символами и ценностями.
Еще раз: извращение сущности праздника состоит не в средствах увеселения и не в застольях с гуляньями, а в том, что они становятся самоцелью, используя как повод факт величайшего события, более великого чуда, по слову свт. Иоанна Златоуста, чем даже сотворение мира. И тогда происходит несомненное кощунство: праздник смиренного пришествия в мир Спасителя, ради освобождения людей от греха, проклятия и смерти вечной, от рабства и лжи века сего – праздник Богомладенца превращается в торжество мирского духа.