Рассказ принимал участие в литературном конкурсе "Три слова"

Рита сидела в кресле и пила капучино, заботливо сваренное подругой.
– Как давно я у тебя не была, – наслаждаясь любимым напитком, сказала она.
– Да, уж, – согласилась Надежда, усаживаясь напротив, - и как ты вырвалась ко мне? Муж в курсе?
– Нет, - Рита провела рукой по собранным в пучок каштановым волосам, - ему нельзя об этом говорить, – всегда скандалит, что не с теми общаюсь, – она салфеткой сняла блеск с губ и слабо улыбнулась, пытаясь показать, что шутит.

Надежда лишь покачала головой.
– Бросила б ты его. Он просто издевается, подавляя твою свободу. Прицепился клещом и тянет, тянет твою энергию. Терпение у тебя железное, но сколько можно делать так, как он говорит?
–А как же дочка? Танечка любит его. Он заботится о ней. И так часто колесят по городу, что ему знакомые говорят, что он не папка, а мамка. А помнишь, я на две недели уезжала к маме, когда она в больнице лежала? Влад замечательно хозяйничал с дочкой. Я думаю, каким бы он ни был мужем, отец из него неплохой.

Рита посмотрела на снимки с изображением семьи Надежды, что занимали каминную полку.
– Тоже хочу сделать фотогалерею, как у тебя. Только на стене. Влада не уговорю полки повесить, или гвоздики забить, - вздохнула она и тут же нашла оправдание мужу: – он не хочет дырявить стену, вообще не любит, когда что-то портят.
– Да он у тебя жадный до денег. Ты когда его зарплату видела в своих руках? Он же в курсе всех ваших трат! Даже твои расходы контролирует, добиваясь, чтобы ты сначала потратила на семью все, что у тебя есть, а уж потом идет частями снимать со своей карточки, - объединила Надежда ранее услышанные от Риты обрывки фраз. – А еще молоток брать в руки не любит, — хмыкнула она, – плинтусы уже приделал?
–Нет, – расстроилась Рита, вспоминая, что уже пять лет прошло после ремонта, устроенного ее мамой. Рита тогда еще беременной ходила. Владу оставалось доделать кое-какие мелочи. – Но не это главное. Я люблю его, он любит меня. Просто ревнует, поэтому так часто не сдерживается в выражениях. Но в остальном он хороший.
– Да у тебя полчаса не проходит, чтобы он не позвонил. Это же тотальный контроль! – Надежда от раздражения чуть не перевернула чашку.
– Ну, а ты? – Рите надоело обсуждать то, что она не в силах изменить. – Со своим поговорила?
– Да что с ним разговаривать? – Надежда отряхнула брюки от невидимых пылинок. – Пусть пьет, лишь бы деньги в дом приносил. Да и руки уже не распускает. Семейный психолог подействовал. Только надолго ли? – она с грустью посмотрела на смутившуюся Риту и спросила:
– А вы ходили?
– Влад считает, что у него нет проблем. Если они есть у меня — то я и должна сходить к психологу.
– Идеальный мужик, ты посмотри! - всплеснула руками Надежда, в душе радуясь, что не у нее одной в семье непорядок.
– Ну да, – Рита рассматривала кофейную гущу, – не пьет, не курит, не гуляет. Он и впрямь считает себя идеальным, – тонкими изящными пальцами с прозрачным лаком на ногтях она провела по золотистому ободку чашки. – А ты не уходишь от своего только из-за денег?
– А кому я с ребенком нужна? – оправдывалась Надежда. – Да и менять не на кого.
– Проще было бы уйти, когда у тебя есть кто-то на примете? – не понимала Рита.
– Я скажу тебе одно… – ушла от ответа Надежда, – нет, не одно, а три слова. Все. Мужики. Одинаковые! Чего их менять-то?! - из тонких губ миниатюрной блондинки эти слова прозвучали приговором. Будто она всех-всех мужчин уже давно изучила и теперь делится столь печальным выводом.
– И не собираюсь. Люблю его. Да и одной остаться как-то страшновато. Не представляю, как дочь поднимать. Сама знаешь, какая у меня зарплата. Родителям тоже нужен отдых. А то и с квартирой помогли, и с машиной, и одевают меня с Танюшкой, когда могут.
– Влюбленная дурочка. Поэтому и оправдания его раздражительности и грубостям легко находишь в своей теплой душе. Ты никогда с ним не разведешься, как и я со своим, - тонкие брови Надежды изогнулись волной и почти сошлись на переносице.
Она встряхнула кудрями и посмотрела в окно.

За стеклом взъерошенные воробьи прыгали на ветках орехового дерева, покрытого молодой листвой. Жемчужно-серые облака затянули небо, и казалось, что уже наступил вечер.
Рита взглянула на часы и засобиралась. Надо было ехать к маме и успеть вернуться до темна, как обещала мужу.
Надежда не задерживала и, понимая невыполнимость просьбы, все-таки попросила заглядывать почаще.

Рита никак не могла успокоиться. Разговор с подругой обнажил то, в чем она боялась признаться самой себе. Осознание безнадежности ситуации накрыло морозящей волной, ударив по затылку, отчего разболелась голова и Риту затрусило мелкой нервной дрожью.
Она никому не рассказывала в подробностях, как с ней муж обращается дома. За его пределами артистичный склад характера Влада рисовал его образцом воспитанности.

Рита поначалу терялась от резкой смены характера супруга, но вскоре ей стала противна его показушность. Как бы там ни было, Рита считала, что у всех есть недостатки, которые достойны снисхождения, когда любишь. Она наивно полагала, что это единственно правильный путь к семейному счастью. Но когда Влад в очередной раз стал ломать в ее характере то, что считал неправильным, Рита возмутилась:
– Если я не указываю тебе на твои недостатки, это не значит, что у тебя их нет.
– А разве есть? - вполне серьезно спросил он.

И все же Рита была уверена, что Влад любит ее.
Ведь для нее он делал все, что она просила. Сразу же. Но если Рита реагировала на его просьбу не так молниеносно, как ему хотелось, начинал нервничать.
И некоторые предложения супруги - к примеру, сделать ремонт в квартире – его раздражали.
– Как у тебя все просто! - возмущался Влад, в уме прикидывая расходы. - По-твоему это раз – и готово?! Надо тщательно просчитать, обдумать, обсудить.
Как правило, на том все и заканчивалось. Не желая слушать нравоучений, Рита все реже и реже поднимала подобные темы.

Она сомневалась в себе и думала, что причина их скандалов в ней самой. Пытаясь понять мужа, она меняла себя. Но угодить ему становилось всё труднее.
И когда она увидела себя со стороны – забитая, безынициативная тень супруга, в Рите проснулось чувство протеста. Ей стало стыдно, что некогда веселая и общительная, душа кампании и всегда легкая на подъем могла превратиться в… это? В ту, которая чуть ли не с трепетом стала оглядываться на мужа, который унижал ее.
Но неужели ничего нельзя изменить?
Рита задумалась о разводе, ей совсем не хотелось прожить до старости с человеком, который не считался с ее мнением, не доверял, приписывал мнимых любовников только потому, что после ссоры ей не хотелось ложиться с ним в постель.


– Что ты решил с переводом из охранников в бурильщики? – спросила Рита, когда мужу на работе сообщили о сокращении.
– Да там все с травмами, геморрой у каждого второго! Ты этого хочешь для меня?
– Нет. Я хочу, чтобы у тебя была нормальная работа. И мне уже стыдно, что мои родители решают наши материальные вопросы.
– Они не мои решают, а твои, – без тени смущения отрезал Влад.
– Значит, я и Таня – не твоя семья? – ответ и уверенный тон мужа на поднятый вопрос, которого Рита долго старалась избегать, ожогом ударил по щекам и горечью заполнил рот. Она поспешила выпить воды и, по мере того, как жидкость остужала горло, холод проникал в сердце Риты.


– Все нормальные мужики давно разобраны! – поучала сотрудница, когда Рита не сдержалась и обмолвилась о желании что-то изменить в супружеской жизни. – А твоего – мигом подберут, не сомневайся. Статный, зеленоглазый красавец, спортсмен. Совсем сдурела, что ли?
«Да, красивый. Но это только снаружи…» – подумала Рита, а сотрудница добавила свою любимую фразу из трех слов, когда поучала неопытных, по ее мнению, женушек:
– Любовник – душевный лекарь! – она хихикнула и подмигнула Рите, надеясь, что хоть сейчас-то она согласится с ее мнением. Или даже возьмет и проверит – так ли это?


– Если не можешь изменить обстоятельства, измени отношение к ним, – советовала мама Рите, – найди свою собственную формулу жизни.
– Он совсем не хочет, чтобы я приезжала к тебе, общалась с братьями, их семьями, потому, что там все замечательно. Я возвращаюсь от вас совсем другой. Нормальной, как я считаю.
– Найди свою точку опоры. Или несколько, – улыбнулась мама, и ее красивое лицо с небольшими скулами и аккуратной ямочкой на подбородке подарило дочери тепло и надежду, что все поправимо. – У меня их было три – мои дети, – она обняла и прижала к себе Риту, а когда отстранилась, некогда черные, а теперь выцветшие до орехового цвета глаза блестели. – Вы всегда были и есть у меня на первом месте. Я старалась жить вашими заботами. И мне было интересно. Это и называю жизнью — то время, когда была вам нужна, а сейчас так, проживание.

Рите вдруг сильно захотелось все изменить в этом утомительном, пустом круговороте событий. Она показалась себе старухой, которая никуда не ходит, ни с кем не встречается, не живет. Она будто карабкается из бесконечной трубы под названием «быт», а просвета так и не видно.
И все оттого, что она не в состоянии самостоятельно строить свою дорогу. Она вдруг представила себя в недалеком будущем, когда будет горько сожалеть о том, чего не сделала. Бессилие захлестнуло Риту и вылилось горячими слезами.
– Да, уж, – прекрасно понимая мысли дочери, посочувствовала мама, – этот червь забрался в корни твоего древа жизни, и точит их с неимоверной быстротой, пытаясь оторвать тебя ото всех. Я только знаю, что дети — это единственные люди на Земле, ради которых стоит что-то изменить. Они достойны того, чтобы быть счастливыми. И такими их могут сделать лишь взрослые. Найди свою формулу, дочка. Реши эту задачу, а я в любом случае тебя поддержу.



Влад сновал по комнате, задевая шкаф, угол дивана, открытую дверь.
– Вот овца! - выпученные от злости глаза придавали загорелому лицу пугающее выражение. – Избалованная сучка, только о себе думаешь! - произношение сквозь сжатые зубы реплик о никчемности жены походило на сычание взбешенного кота.
Рита сидела на краю дивана и пыталась накрасить ресницы. Но Влад, проходя мимо, будто случайно задевал ее.
– Я еду по работе. Когда ты уезжаешь на север на месяц, я не приписываю тебе любовниц. И не считаю, что ты отрываешься от семьи.
– Еще бы ты что-то говорила! – будто выплюнул ей в лицо. – Я приношу домой деньги!
«Которых хватает как раз на тот месяц, что ты дома», – подумала Рита.
Предложение сесть и спокойно поговорить без оскорблений муж проигнорировал. Рите казалось, что, возвышаясь над ней, Влад будто еще больше хотел подчеркнуть ее ничтожность. Высокий, он ходил, выпячивая грудь, почти соединяя лопатки на спине.
С недавних пор Рите он напоминал самовлюбленного индюка с задранным носом. Это сходство ее смешило, а муж, не понимая причины веселья, ярился пуще прежнего.
Однажды Рита запрыгнула на диван, чтобы разговаривать с ним глаза в глаза. Мужа подобное поведение сначала ввело в ступор, а потом еще больше разозлило.

Поэтому сейчас Рита молча ждала.
Все действо для нее походило на недавнюю операцию кесарево с недостаточной дозой наркоза.
Она хорошо помнила, как очнулась на операционном столе, не в силах открыть глаза. И сказать что-то не смогла бы — мешала кислородная трубка. Только неимоверными усилиями сжимала и разжимала кулаки, пытаясь уверить себя, что с ней все в порядке. Внизу живота кто-то с силой цмыкал и тянул, от чего бросало в мучительный пот. Она понимала, что всего лишь накладывают швы. Боли острой не было, но Риту все время тошнило.
Подавить панику тогда помогли три незамысловатых слова, которыми она убеждала себя: «Это... скоро... закончится».
Еще немного и ее оставят в покое.

И сейчас Рита точно так же успокаивала себя. Да и потом, муж быстро забудет, сколько гадостей наговорил.
Влада не смущала их несовершеннолетняя дочь Таня.
Всю правду он считал нужным высказывать здесь и сейчас. Свою правду.
– Ты никогда не сдерживаешься, – пыталась она остановить мужа, – ты знаешь, что у меня никого нет. Командировка всего на три дня. И хватит оскорблять меня, – сказала она и застыла в ожидании.
– Мразь! – слюни чуть ли не фонтаном били изо рта Влада. – Да ты заслуживаешь такого обращения! – он броском отправил кружку с недопитым кофе в раковину, и шоколадные брызги веером легли на забавных золотистых котов на кафеле. – Мало того, тебе это нравится! – с самодовольной ухмылкой Влад посмотрел на нее через плечо. – Ты после такого даже кончаешь слаще!
– Значит... – рука с тушью застыла в воздухе, – значит, я прощаю тебя вовсе не потому, что люблю? – смысл иного восприятия мужем их безумно-ругательных отношений медленно заполнял сознание Риты. – Значит, ты считаешь, что твои оскорбления только возбуждают меня?
– Да ты просто кайфуешь! – Влад, не заметив, какой эффект произвела фраза на Риту, продолжал свою тираду, которую она уже не слышала.

Чувствуя себя погруженной в омерзительно-липкую массу унижений, Рита взяла запретную красную помаду, так возмущавшую супруга, и провела ею по губам. Взгляд задержался на отражении в зеркале: обрамленные длинными густыми ресницами карие глаза молодой брюнетки уже с утра выглядели уставшими. С опущенными уголками глаз и губ она совсем не выглядела на свои двадцать семь лет…

– Что, все равно едешь? – Владу не хватало ее оправданий, сопротивления. – Тебе работа важнее семьи! – не унимался он, чувствуя, что как-то не до конца был произведен воспитательный процесс. – Могла бы и отказаться!
Передвигаясь словно на ватных ногах, Рита собрала сумку. Вместо стыда за то, что, уезжая, она обделяет вниманием мужа и ребенка, появилось новое ощущение спокойствия. Все это время никто не будет беспочвенно обвинять в несуществующем любовнике, читать мораль, какая она «замечательная» хозяйка, мать, жена.

Собранная в детский сад Таня ходила за Ритой хвостиком, пока та укладывала вещи.
Дочери было спокойно, когда папы не было дома, хоть и скучала. Часто спрашивала, когда же он прилетит с севера.
Месяц без мужа пролетал незаметно – так гармонично жилось маме с дочкой. Да и первые два дня после возвращения с вахты Влада были более-менее сносными. Но остальные двадцать восемь Рите вообще не хотелось идти домой.
Таня, видимо не желая, чтобы папа сердился, пыталась все сделать так, как он говорит. Но Рите больше всего не нравилось, когда Танечка заглядывала ему в глаза, пытаясь прочесть одобрение, а Влад вместо похвалы поправлял за дочкой, приговаривая:
– Обувь надо ставить ровнее, – и соединял пяточки розовых мокасин.
– Брючки надо вешать вот так, – и выравнивал малиновые штанишки.
– Стол надо протирать чище, – и тут же вытирал заново столешницу.

Таня самостоятельно нацепила заколки на волосы и, повертевшись перед зеркалом, спросила:
– Ну что, так можно появиться на людях?
– Дочерью бы занялась вместо себя, – указал Влад Рите, – а то намазалась, как шлюха!
Рита присела перед Таней, слегка провела по ее волосам руками, незаметно вынимая лишние заколочки, иначе бы та расстроилась:
– Какая красота у тебя получилась!
Рита помогла дочери обуться, и под прощальное «тварь недоделанная» они покинули квартиру.

Теплая осень встретила их шелестом медово-шафрановых листьев. Они все еще цеплялись за ветки деревьев, дарящих жизнь.
«А нужна ли она вам, почти засохшим? – подумала Рита. – Вероятно, нужна…»

На клумбах перед домом кусты роз уже третий раз за лето дарили мелкие, точно выродившиеся разноцветные бутоны. Зато георгины, пионы и остролистные астры цвели своей холодной высокомерной красотой, распространяя в чутком воздухе осенний грустный запах.

Рита вела дочь в сад и сравнивала себя с последней каплей осени.
Вроде и последняя, ее отсутствия в полной чаше никто и не заметил бы. Но она, будто зависнув на кончике небесного жезла жизни, не спешила падать в чашу веков. Солнце еще недостаточно поиграло в ней своей яркостью. Пафосность сравнения именно сегодня совсем не смущала Риту. Да, капля осени — совсем под цвет янтарно- каштановых волос Риты. И чаша веков, как нельзя кстати, помогала ощутить себя Кем-то. Очень важным. Кому-то очень нужным.

– Мама, нам в садике дали задание: рассказать о самом любимом герое русской народной сказки. Надо описать его характер, что он сделал хорошего, почему он мне нравится.
– И о ком ты хотела бы рассказать?
– О царевне-лягушке, – ответила дочь, – она добрая, многое умеет делать сама, терпеливая. И еще красивая, когда без лягушачьей кожи. И карета у нее своя.

Рита молча кивала, соглашаясь.
– А тебе кто нравится? Иван-царевич, наверное? – угадывала Таня.
– Даже не знаю, – задумалась Рита.
– Ну, подумай, кто?
– Серый Волк, – неожиданно для себя ответила Рита. – Он все знает, советует, что можно брать птицу, коня, а клетку и уздечку – нельзя. А когда царевич раз за разом его ослушивался – не ругал, а молча помогал исправить ошибку.
– Но его же все боятся, – удивилась дочь.
– Это потому что Волк умеет творить волшебство. Людям не нравится то, что они не понимают. И пусть он съел коня, в итоге отплатил царевичу спасением жизни. Я считаю его самым щедрым и мудрым героем сказок.
– Да, – выдохнула Танечка, соглашаясь, – вот бы тебе такого жената, чтоб не кричал…

Рита улыбнулась тому, что дочь говорила вместо «муж» — «женат». Когда-то Рита поправляла ее, но Таня аргументировала: «Тетя – жена, значит дядя — женат».

Сомнения Риты в том, правильно ли она поступит, разведясь, не повлияет ли это на дочку негативно, вдруг перестали ее донимать. Какая хорошая фраза была сказана мужем напоследок – ей нравятся его унижения.

***
Ветер рывком растрепал шелковистые локоны стройной женщины в элегантном пальто, вышедшей из серебристой иномарки. Высокие каблуки замшевых сапог, казалось, под настроение хозяйки отбивали польку по асфальту. Она обошла машину и открыла пассажирскую дверь. Оттуда выпрыгнула маленькая девочка и взяла маму за руку. Теперь каблуки Риты вторили веселому щебету дочери:
– Мама! А мы завтра опять поедем к бабушке?
– Обязательно, – почти шепотом ответила Рита, боясь, как бы чувство свободы не разорвало ее изнутри.
– А потом поедем к дяде Игорю? – Таня вприпрыжку спешила в садик.
– Обязательно, – уже громче ответила Рита, – мы будем ездить к ним так часто, как ты захочешь!
И так как Таня не отпускала маминой руки, Рите пришлось ускорить шаг.

Со стороны это выглядело забавно, потому как две дамы – маленькая и побольше, не обращая внимания на прохожих, бежали по-детски шаловливо и смеялись.

Путь им преградила невысокая беременная женщина, в которой Рита не сразу узнала Надежду. Осунувшаяся, в засаленной куртке и спортивных штанах, та удивленно рассматривала некогда неуверенную в себе подругу.
– Ты ли это? – растерялась Надежда.
– Да… – привыкая к непричесанной шевелюре подруги, ответила Рита. - Как дела? Как сын? Чем занимаешься? Полгода, кажется, не виделись?
– Да никак, – Надежда потупила взгляд, – с мужем в очередной раз помирились… – она посмотрела на свой округлившийся живот. – Ничего не изменилось. По крайней мере, в лучшую сторону.
Рите стало неловко.

– А ты, как я вижу, нашла свою формулу? – Надежда, прищурившись от солнца, с недоверием посмотрела Рите в глаза. В них явно что-то изменилось, только Надежде никак не удавалось понять — что?
– Да, она оказалась на редкость простой, – и, смущаясь, будто раскрывая тайну, Рита произнесла: – Дети этого стоят!
– Чего? – недоумевала Надежда.
– Дети стоят того, чтобы развестись! – будто смакуя свою новую формулу жизни, мягко пояснила Рита и, оставив Надежду осмысливать сказанное, поспешила за дочкой.

Сегодня у нее много планов: дошить Танечке платье на выпускной в садике и купить телефон племяннику на день рождения. И не страшно, что дороговато для ее бюджета. С дочкой они в следующем месяце могут сходить в развлекательный центр на целый день. Мысль о том, что теперь она может позволить себе быть щедрой, и никто ее не будет укорять, только придавала уверенности в правильном выборе формулы жизни.

Их общей с дочерью жизни.