Назидательные стихи Хилэра Беллока
Хилэр Беллок часто затевал споры с друзьями, высказывая какую-нибудь провокационную точку зрения, и постепенно отступая от своей непримиримой позиции.
Хилэр Беллок (1870—1953) был одним из самых плодовитых писателей начала XX века. Он любил острые высказывания и часто затевал споры с друзьями, высказывая какую-нибудь провокационную точку зрения, и постепенно отступая от своей непримиримой позиции. Когда Беллока спросили, как он так много написал, тот ответил: «Потому что мои дети вечно канючили икру и жемчуга».
который своей расточительностью довел родителей до разорения.
Часть 1
Был в детстве Питер Гул не гений,
Но и чрезмерных опасений
Не вызывал. По мере сил
Он взрослым правду говорил.
Он не имел дурных привычек,
Он избегал серьезных стычек
С тем, кто сильней. Он славно мог
Раз в месяц выучить урок,
Блеснув умом и интеллектом.
Он лишь одним страдал дефектом:
Он не умел (в двенадцать лет!)
Разумно строить свой бюджет
И пенсы, фунты и гинеи
Швырял на ветер, не жалея
И не считая, чем свою
Отнюдь не бедную семью
Довел почти до разоренья.
Увы, типичное явленье,
Когда семейных драм причина –
Беспутство собственного сына.
И вскоре грянул наконец
Тот страшный день, когда отец
Сего отъявленного мота
Пришел из банка, сняв со счета
Последний пенс. Ломая руки,
Воскликнул он в душевной муке
В ответ на робкий взгляд жены:
"О Боже! Мы разорены!"
Жена сказала не без вздоха:
"Конечно, это очень плохо,
Но, может, фунтов пять иль шесть
У Питера в копилке есть?"
И тут они, взяв острый нож,
Взломали ящичек – и что ж
Предстало взорам их в копилке?
Крючок и пробка от бутылки.
Часть 2
Пришлось продать им дом и сад
Всего за тысяч пятьдесят
И с сокрушенною душой
Навек уехать в край чужой.
И где-то чуть ли не в Алжире
(Там в нищете они прожили
Остаток горьких дней своих)
Похоронили вскоре их.
А чем же кончил Питер? Он
(Виновник этих похорон)
Понес такое наказанье,
О коем я без содроганья
Не в силах говорить. Ему
Пришлось столкнуться самому
С необходимостью суровой
(И для него, бесспорно, новой)
ТРУДИТЬСЯ в самом цвете лет,
Чтоб зарабатывать на хлеб.
В какой-то маклерской артели!
С восьми до двух! Пять дней в неделю!
Имея только час-другой,
Чтоб в ресторанчик дорогой
Зайти меж делом и досугом
На скромный ленч со старым другом.
который был лишен богатого наследства, потому что любил швыряться камнями.
Джон Вавассур, забыв про лень,
Швырял камнями целый день
По людям, лошадям и кошкам,
Но большей частью – по окошкам.
(Как подобает знати, Джон
Любил разбитых стекол звон).*
И этим милым развлеченьям
Он предавался с упоеньем,
Еще не зная, чтó его
Ждет за такое баловство.
У Джона дядя был родной,
Который каждый выходной
Имел привычку после чая,
Души в племяннике не чая,
О завещанье толковать.
Он знал, как деньги наживать,
Ведь в Сити он для этой цели
Ходил четырежды в неделю.
Отец же Джона (дядин брат),
К несчастью, был не так богат,
Что для отцов весьма типично.
Тогда как дядя самолично
Имел в Бразилии завод,
В Боливии – торговый флот.
Как следует миллионеру,
Владел он акциями в Пéру** ,
Агентством в Рио (на паях)
И землями во всех краях.
И даже дом, где проживало
Семейство Джона, – от подвала
До закоулков чердака –
Принадлежал ему пока.
Но мы займемся завещаньем.
Был текст его составлен с тщаньем
И так звучал: "Согласно с правом
И находясь в рассудке здравом,
Все, что скопил за жизнь свою,
Я после смерти отдаю
В наследство дорогому Джону".
Был соответственно закону
Оформлен этот документ.
А бедный дядя в тот момент
Уже одной ногой в могиле
Стоял, и все вокруг твердили
О том, что, кажется, близка
Кончина дяди-старика.
Он, полностью уйдя от дел,
Весь день на солнышке сидел,
И часто в специальном кресле
Его везла сиделка (если
Был день нежарким) вдоль аллеи
До небольшой оранжереи,
Где в старческий тревожный сон
Обычно погружался он.
И вот, когда он в воскресенье
По своему обыкновенью
Там тихой дремой забывался,
Со свистом камень вдруг ворвался
В окно и дядю прямо в глаз
Ударил. Страшный крик потряс
Окрестности – то бедный дядя
Кричал спросонья: "Бога ради!
Кто это сделать мог?" И тут
Сиделка (а ее зовут
Мисс Чаминг) молвила ехидно:
"То ваш племянник, очевидно!"
"Скорей подать мне из бюро
Текст завещанья и перо!" –
Вскричал старик. Услышав это,
Мисс Чаминг, прямо как ракета,
Помчалась в дом что было сил
И принесла, что он просил.
Тут дядя взял перо сурово
И вместо "Джона дорогого"
Вписал мисс Чаминг, и она
Теперь богата и знатна.
которая попала на рога быку только потому, что не умела читать.
Тому назад немало лет
Бинг Александр был мной воспет.
Но нынче я берусь за лиру,
Чтоб наконец поведать миру
О Саре, о сестре героя.
Она (я этот факт не скрою)
Прочесть к двенадцати годам
Ни слова даже по складам
Не научилась. В то же время
Билл, младший брат любимый всеми
(Ему исполнилось лишь пять),
Вслух Катехизис мог читать.
А Джейн (она чуть старше Билла)
Расина знала и любила.
Но Сара – странная натура!
Культура и литература
Настолько были ей чужды,
Что даже классиков труды
В ней не будили интереса.
И вот, идя домой из леса,
Она наткнулась на загон.
Был аккуратно заперт он
И высоко над огражденьем
Висел плакат с предупрежденьем,
Заметным всем издалека:
"Прохожий! Берегись быка!"
Увы, безграмотная Сара,
Не ведая, какая кара
Ее за изгородью ждет,
Идет бестрепетно вперед.
По счастью, бык в тот день прохладный
Настроен был не кровожадно,
А это (опыт мой таков)
Бывает редко у быков.
Легонько подцепив рогами,
Он бросил Сару вверх ногами
В колючий куст, а сам стоял
И с интересом наблюдал,
Как в тело юной недоучки
Впивались острые колючки.
Урок прошел не без следа.
Отныне Сара Бинг всегда
Подобных бед во избежанье
Плакат любого содержанья
Обходит стороной. Она
Теперь вдвойне убеждена:
Все то, что требует прочтенья,
Сулит большие огорченья.
который был обуян грехом гордыни и в итоге стал чистильщиком сапог.
Годольфин Хорн, что с Беркли-сквер,
Был знатен, как наследный пэр,
И он (в связи с происхожденьем)
Взирал на род людской с презреньем.
Он был спесив не по годам.
Он ни за что на свете вам
Не подал бы руки при встрече,
А лишь кивнул бы, вздернув плечи –
О чем, мол, с вами рассуждать!
Смешно и грустно наблюдать
Такие скверные мыслишки
У шестилетнего мальчишки.
А в это время, между прочим,
Король в паже нуждался очень.
И вот Лорд Главный Камергер
(Ума и кротости пример)
Взял свой огромный каталог,
Где значились все те, кто мог
Быть удостоен этой чести,
И стал с любовью, но без лести
(Вот признак истинной культуры!)
Перебирать кандидатуры:
"Так, Уильям Каутс... врожденный грипп...
Билл Хиггс... довольно скользкий тип...
У Д'Эльтона был вздернут дед...
Де Веру слишком мало лет...
Происхожденье Бинга спорно...
Не взять ли молодого Хорна?"
Но на такое предложенье
У всех возникли возраженья.
Исландский принц сказал: "Пардон!
Пусть кто угодно, но не он!"
Вдова наместника Атлона
Пробормотала непреклонно:
"Таких зазнаек нам не нужно!"
(Епископы кивнули дружно).
И даже леди Мери Флуд,
Чьей доброте дивился люд,
Вскричала: "Нет! Мы не хотим
Быть и минуты рядом с ним!"
Лорд Камергер сказал: "Бесспорно,
Я был не прав!" – и тут же Хорна,
Что пал в глазах его столь низко,
Навечно вычеркнул из списка.
Вот так наказан был порок:
Хорн нынче – чистильщик сапог.
которая сгорела живьем из-за того, что говорила неправду.
Всю жизнь Матильда так врала,
Что близких оторопь брала.
В семье ее почтенной тети
(Где испокон была в почете
Правдивость) девочке сперва
Пытались верить раза два,
Но эти робкие попытки
В дом принесли одни убытки.
Однажды (шло уж к ночи дело)
Играть Матильде надоело,
И убедившись, что она
Осталась в комнате одна,
Неисправимая плутовка
Подкралась к телефону ловко
И слабой детскою рукой
Пожарной части городской
Набрала номер. Верных долгу
Пожарных ждать пришлось недолго.
И вот уже со всех концов
Отряды бравых молодцов,
Служебным рвением ведомы,
Спешат к матильдиному дому.
Толпой зевак вдохновлены,
Герои лезут со стены
По лестницам в окно гостиной
И на гардины и картины
Из шлангов тонны льют воды!..
Лишь с помощью солидной мзды
Пожарным тетя доказала,
Что в доме вовсе нет пожара.
Спустя неделю, в день воскресный
На чрезвычайно интересный
Спектакль про миссис Тенкерей
Пойти решила тетя. Ей
Представилось вполне логичным,
Разумным и педагогичным
За ложь Матильду наказать
И на спектакль с собой не взять.
Но только тетя прочь из дома –
Дом сразу вспыхнул, как солома!
Матильда, распахнув окно,
Зовет людей на помощь, но
Вотще кричит она и плачет!
"Девчонка снова нас дурачит!" –
Твердил собравшийся народ.
И к возвращенью тети – от
Матильды и всего жилища
Осталось только пепелище.
который любил жевать шпагат и безвременно скончался в страшных мучениях.
Был Генри счастлив и богат,
Но он любил жевать шпагат.
И вот – ужасная расплата:
Он проглотил кусок шпагата,
Который детские кишки
Связал в тугие узелки.
Все лучшие врачи вселенной
К больному прибыли мгновенно
И, получив по сто монет,
Сказали, что надежды нет
(Болезнь была неизлечимой).
Над сына раннею кончиной
Родители рыдали вслух,
А Генри, испуская дух,
Воскликнул голосом загробным:
"Друзья! Предметам несъедобным
Во рту не место!" Эту фразу
Он произнес и умер сразу.
который убегал от няни и был заживо съеден львом.
Жил мальчик Джим. Еще вчера
Была судьба к нему добра.
Ему давали чай с печеньем
И торт с малиновым вареньем,
Ему дарили шоколад,
Ему купили самокат,
Ему часами вслух читали
И даже в зоопарк пускали.
Вот там-то беспощадный рок
Коварно Джима подстерег.
Ты знаешь сам (любой ребенок
Об этом должен знать с пеленок),
Что детям не разрешено
В толпе сбегать от няни. Но
Как раз к таким поступкам Джима
Всегда влекло неудержимо.
В то роковое утро, верный
Во всем своей привычке скверной,
Джим вырвался – и был таков!
Но не успел и двух шагов
Он пробежать, как лев громадный
Набросился на Джима жадно
И начал есть! А ты б хотел,
Чтоб страшный лев тебе отъел
Лодыжку, пятку и носок,
А после – за куском кусок –
Икру, колено, ляжку, голень?
Конечно, Джим был недоволен
И вопль издал настолько звучный,
Что в тот же миг смотритель тучный,
Но доблестный, бегом почти
Примчался юношу спасти.
"Понто! – сказал смотритель строго
(Так звали льва). – Вы слишком много
Себе позволили, друг мой.
Довольно, сэр! Пора домой!"
В ответ на грозный окрик лев,
Свой вкусный завтрак недоев,
Обиженно поплелся к клетке,
Оглядываясь на объедки.
Смотритель к Джиму наклонился,
И взор слезою увлажнился
У старика: из пасти льва
Вернулась только голова!
Ужасно были папа с мамой
Огорчены всей этой драмой.
Смахнув слезу, сказала мать:
"Чего еще могли мы ждать?
Непослушанье – вот причина!"
Отец (он умный был мужчина)
Велел мне рассказать всем детям
О страшной смерти Джима. Этим
Он полагал их убедить
В толпе от нянь не уходить.