Совместимы ли правила, запреты и счастливое лето?


Уличная сценка: мальчик лет пяти поднимает с земли птичье перо, рассматривает его с интересом на свет, водит им в воздухе, но вздрагивает от окрика мамы:

– Брось немедленно, я же говорила, это грязь, зараза, чтоб не смел брать в руки!

Она заносит ладонь для шлепка, шлепает. Мальчик нервно бросает, секунду молчит и вдруг с какой-то ненавистью начинает кричать: «Это было чистое, чистое, чистое…» Он плачет, он убегает, мама несется за ним с криком: «Стоять!»

Там, где они только что были, повисает недоумение: это что было? Воспитание? Воспитание чего?

Запрет запрету рознь


К сожалению, обычно основанием запрета для ребенка становится страх наказания.

Запретить, пригрозить наказанием за нарушение запрещения и наказать – это обычная воспитательная практика: тебе говорили, тебя предупреждали, так вот тебе. И дети, несомненно, боятся наказаний. Но следом идут проблемы.

Одни дети начинают обманывать и скрывать важные факты своей жизни. Другие и в самом деле настолько боятся, что перестают проявлять всякую активность. Ну а при жестком контроле и определенном характере ребенка – все требования выполняются, но только до той поры, пока ребенок на глазах, при малейшем послаблении он буквально «срывается с катушек».

Очень важно, чтобы система запретов в семье была продумана.

Перечислим типичные ошибки использования такого важного инструмента воспитания, как запрет.


  • Запрещения вводятся по случайным поводам.
  • Последствия запрещения не предусматриваются и не обсуждаются.
  • Запретов очень много.
  • Запреты подчас невыполнимые.


Нормальный запрет тот, который был объяснен на уровне понимания ребенка, который ребенок осознал: это не произвол и не прихоть, это действительно необходимо. В первую очередь для него самого, для его безопасности.
Если запреты поступают поминутно и тут же забываются взрослым, ребенок просто вынужден их нарушать, этого, конечно, никто не замечает, все уже забыли, что выкрикнули, а он-то – нарушает! И прекрасно это знает, но ведь все сходит с рук. Что же получается? Слово «нельзя» теряет смысл. Нечего и говорить, насколько это вредно и опасно для самого ребенка.
Поэтому детские психологи твердо советуют: минимум запретов. Только важные, ясные, необходимые и нерушимые.
Еще один момент: существует ли в семье практика отмены запрещений? Если нет, то ребенок сам преодолевает устаревшие запреты явочным порядком и поначалу изворачивается и скрытничает, потихоньку делая то, что вроде бы уже и можно, но строгого запрета никто не отменял. К примеру, требование «со двора ни шагу!». Совершенно необходимый, полностью обоснованный запрет. Ребенок должен соблюдать его неукоснительно ради собственной безопасности. Но… школьник взрослеет. Семи-восьмилетний действительно слушался и не делал со двора ни шагу. Четырнадцатилетний о запрете не вспоминает. А что было в промежутке? Когда и как запрет исчез? Сам собой? А это значит, что неизбежно был такой период, когда ребенок в одиночку или вместе с приятелями покидал двор, но, вернувшись домой, не признавался в этом.
Обмана можно избежать постепенным снятием запрета, когда на место «нельзя» заступает «можно». Сначала при определенных, ясно оговоренных условиях:

  • 1. Спроси разрешения – если будет можно, мы тебе разрешим, если нельзя – обоснуем почему. Время идет, запрет смягчается.
  • 2. Можно, но объясни, что и зачем ты собираешься делать. Потом – еще большее смягчение.
  • 3. Можно, но всякий раз предупреждай, ставь в известность.
  • 4. Можно – решай сам, ты уже большой.


Если в семье существуют твердые и понятные ребенку правила, то он знает, что нельзя и что можно, знает те действия, о которых должен спрашивать разрешения, знает области, где обязан отчитаться. По мере взросления родители постепенно сужают поле запретного, объясняя: теперь сам расскажешь, если захочешь. Ребенок, привыкший к тому, что родители понимают его, и знающий, что им можно доверять, действительно расскажет сам.

Но в хаосе запрещений и под постоянной угрозой наказания ребенок не только не рассказывает, не делится с родителями, а скрытничает «с запасом», потому что не знает, как будут встречены его мысли и поступки. Так возникают ситуации совершенно бессмысленной, казалось бы, лжи, особенно пугающей родителей: «Да он насквозь изолгался!» Но проблема не во лжи, а в том, что ребенок боится и не доверяет старшим.

«Хватит врать!»


Возникает порочный круг: ребенка все сильнее карают за нарушение запретов, а он все сильнее хитрит, таится, обманывает.

Допустим, ребенок совершил проступок, его изобличили, а потом наказали в двойном размере: и за проступок, и за обман. Но разве это гарантирует нам неповторение? Нет, это гарантирует продолжение все более усложняющейся войны.

Но есть и худшая ситуация: родители уже знают о провинности ребенка, но некоторое время наблюдают за тем, как он изворачивается «во спасение»: сочиняет небылицы, «врет и не краснеет», думают, будто бы это помогает ребенку осознать всю бездну его падения. На самом деле это самый бесперспективный ход, ведь вы не хотите, чтобы он на самом деле чувствовал себя плохим, ужасным, жил с этими мыслями?

Нет, надо действовать честно. Сказать, что вам известно о том, что случилось. Успокоить ребенка, предложить помощь. А потом вместе с ним решать два вопроса. Один – как исправить случившуюся неприятность. Второй – почему он не рассчитывал на ваше «надежное плечо», на защиту и понимание, а переживал беду в одиночку, усугублял ее ложью.

Отчасти ответ здесь: ребенок – существо уязвимое, неопытное и всеобъемлюще зависимое. Он многого боится. К сожалению, использование чувства страха в семейном воспитании – вольное или невольное – происходит от очевидного удобства этого средства для взрослых. Но своеволие в обличье послушания – этого ли мы добиваемся?

Симптомы скуки и тоски


И вот «ребенок как ребенок»: слушается, режим соблюдает, никуда не убегает, не балуется, не канючит – тут бы радоваться, ан нет. Он сочиняет на ходу. Его выдумки порой красочны, занимательны, необычайны, а порой просто страшные, жуткие. Взрослые хватаются за голову: откуда? С чего бы? То он врет, чтобы обратить на себя внимание или показать себя лучше, отважнее, умнее, чем он есть. То – чтобы озадачить взрослых рассказами с участием близких знакомых. Зачем? В чем тут корысть?

Психологи по поводу таких ситуаций советуют спросить себя о том, какой сигнал подает безудержно фантазирующий ребенок. Возможно, его выдумка свидетельствует о том, чего ребенку не хватает в его реальной жизни, о чем он мечтает, чего опасается, к чему стремится. Какая же реальная проблема породила сюжет?

Очень правильная, размеренная жизнь ребенку так же не показана, как и хаотическая, с неопределенными правилами.

Но бывает, фантазер настолько вживается в свои фантазии, что искренне, увлеченно рассказывает невероятные истории, навеянные приключенческими фильмами и книгами. Он сам в них верит и сильно, до слез, обижается, когда взрослые его разоблачают.

Что ж, возможно, в ребенке и впрямь творческие задатки, переключите его фантазию на творчество, предложите написать или нарисовать приключенческую историю. Интересуйтесь возникающим текстом, расспрашивайте, что еще случилось с героем, что будет дальше. Ребенок либо быстро остынет, либо не на шутку увлечется этим интересным и полезным занятием.

О чем не стоит забывать


Существуют культурные формы нарушения запретов, об этом все знают, но почему-то считается, что на детей это не распространяется. Да-да, хитрецами и неслухами обзывают самых доверчивых на свете людей, детей. А ведь любая тайна «распирает» малыша, и он ее разбалтывает. Если с любовью преподнесенный подарок ему не понравился, он отнюдь не изобразит благодарность с восхищением, а с полной искренностью покривится или даже прямо скажет, что он об этом думает: «Фу, ерунда какая!»
Между тем в реальных социально-культурных отношениях взрослого мира многие запреты нарушаются, правила часто не соблюдаются, а разные формы неискренности, скрытности, замалчивания, большего или меньшего искажения чувств и фактов считаются допустимыми и даже необходимыми. Всю правду, только правду и ничего, кроме правды, человек обязан говорить только в одном случае – в суде под присягой. При этом закон гарантирует ему право не давать показания против себя самого и своих близких. Кстати, несовершеннолетних к присяге не приводят, но при этом от детей почему-то требуют нереальной правдивости и нормативности.

И получается: вот тут у нас культурно необходимая ложь, вызванная правилами хорошего тона, деликатностью, сохранением доверенной тайны и так далее (что не свойственно детскому возрасту), – а тут целенаправленная работа по воспитанию идеального поведения ребенка: то нельзя, другое, третье абсолютно запрещено. То есть в большинстве семей, например, требование «всегда говори только правду» и требование «никогда не говори тете Марине, что она хромая» существуют одновременно. Или «это нельзя, но если очень хочется…» воспроизводится в быту довольно часто.

То есть каким-то образом ребенок сам должен дойти до мысли о культурной роли запретов, до умения обращаться с ними по своему разумению и по обстоятельствам, наконец, самому их для себя формулировать сообразно ситуации. Однако без честной родительской помощи сделать это очень трудно, к тому же процесс занимает слишком много времени.

Задумаемся: обсуждался ли в семье вопрос о том, в каких случаях запрет можно обойти, в каких нет, почему, для чего или категорически нельзя? Нельзя – потому что опасно, стыдно, гадко, подрывает доверие, портит жизнь? А что-то нарушать абсолютно недопустимо, когда под угрозой находится физическое и моральное здоровье человека.

Но такие коллизии в семьях обсуждаются, увы, редко. Нормой – гласно и негласно – признается послушное поведение ребенка во всех случаях жизни. Родителям, которые думают именно так, надо просто вспомнить, почему они сами в своем собственном детстве принимали наказания от взрослых.