Старая учительницаМоя старая учительница… Я узнала её сразу, а она меня – только по голосу: мы не встречались лет десять. Голос у меня, и правда, подкачал – я даже шепотом говорю очень громко. Оказывается, она даже сочинения мои помнит до сих пор – каждое на 48 листов исписанная общая тетрадь. А ведь прошло тридцать лет…

И вопросы помнит: «Мария Николаевна, я не поняла. Татьяна Ларина мужу не изменяла – образец для нас, умница. Так держать! Катерина Кабанова мужу изменила – цельная натура, не пошла против себя, умница, так держать! Нам на кого равняться-то?». «Мария Николаевна, ну согласитесь, что Чацкий глуп и чересчур эмоционален. Если бы Софья его не послала, все были бы хороши – и Фамусов, и Скалозуб, и даже Марья Алексеевна… Ну какой из него революционер…». «Мария Николаевна, а мне Обломов нравится больше, чем Штольц: он свой образ жизни так агрессивно никому не навязывает. Штольц – рациональная машина. А некоторые лучше бы уж ничего не делали, чем вредить своей активностью…».

Мария Николаевна терпеливо выслушивала. Я её не раздражала. Она была умным учителем, ироничным, понимающим, небанально мыслящим. Весь класс читал классику! Прийти на её урок, не читая текст, означало чувствовать себя выброшенным из контекста. Это понимали даже троечники.

Она обладала саркастическим юмором. Но её уважали, потому что она могла посмеяться и над собой. Благодаря ей мы научились понимать специфику авторского стиля, мы понимали, что поэзия – это не рифмование строк.

Она умела в самом обычном сочинении найти строку, за которую можно похвалить. И потом этот пацан, со сбитыми фалангами и рано прокуренными рукавами писал ещё и ещё, чтобы она снова сказала: «Юрка, сочинение-то прямо скажем не шедевр, но чувствуется такой жизненный опыт! Вот здесь, например, где ты пишешь о том, что все бабы – дуры, включая Наташу Ростову… Ещё бы аргументации чуть-чуть, и была бы тройка…». И зачитывала одну фразу. Юрка краснел, смущался, но не обижался даже на двойку.

Мы учили стихи наизусть сверх программы. Она вела факультатив по эстетике, и на него ходил без принуждения почти весь класс. Она никогда не загоняла нас в рамки официальных критических оценок. Мы писали то, что сейчас называют противным словом «эссе».

Когда она стыдила, нам было действительно стыдно. Но самым страшным наказанием было её молчание. Такая МХАТовская пауза, при которой у нас сдавали нервы, и все начинали наперебой убеждать, что всё осознали и «мы больше, чесслово, не бууу…».

Однажды она уехала из города на время осенних каникул. В последний день перед каникулами мы сбежали с урока физики. А потом почти всем классом не явились на демонстрацию 7 ноября. Она собрала нас по возвращении. Наступило гнетущее молчание.

Она начала говорить об ответственности и понимании. Речь шла о старом учителе физики, которому мы продемонстрировали свое неуважение. Говорила очень убедительно.

В конце разговора кто-то сказал: «Мария Николаевна, а мы еще на демонстрацию не пошли». Мы съежились и приготовились получить ещё порцию. Она посмотрела и сказала: «Это не относится к человеческому в вашей душе. Это вопрос идеологический. Решайте сами».

Когда я смотрю в сотый раз фильм «Доживем до понедельника», я понимаю, что сочинение о счастье мы бы написали. И каждый был бы понят. И со многими она бы поговорила с глазу на глаз. Потому что мы ей доверяли.

Пишу это накануне Дня учителя. Всех с праздником!