Людмила Петрановская рассказала, когда детские болезни напрямую связаны с психологическими проблемами и как психолог может помочь детям с тяжелыми и неизлечимыми заболеваниями.
Психолог Людмила Петрановская
Когда ребенок часто болеет без видимых причин
Не стоит впадать в крайности и искать причину частых болезней ребенка только в психологии. Сплошь и рядом ОРВИ – это просто ОРВИ, и начинать всегда надо с медицинской части, а не выискивать какие-то психологические аспекты.
Но бывают ситуации, с которыми сталкиваются педиатры и семейные врачи, когда они применили все свои профессиональные знания, провели лечение, и физиологически нет причин для того, чтобы ребенок долго и устойчиво болел, а ребенок все-таки болеет. И тогда у них закономерно начинают появляться мысли, а нет ли каких-то других причин, не физиологических?
Если мы подозреваем, что у частых болезней ребенка есть психосоматический компонент – в этом случае действительно разумно подумать о работе психолога с семьей и с самим ребенком.
Возьмите ребенка, который почему-то не хочет ходить в школу. Например, у него плохие отношения с одноклассниками. Или у него нет контакта с учительницей. Или ему очень сложно в этой школе, но при этом родители по какой-то причине очень хотят, чтобы он учился именно в ней. У ребенка может быть опыт, что просто так сказать о своих сложностях родителям – не очень эффективно. Например, он пытался пожаловаться, что у него конфликт со сверстниками, а ему сказали: «Разбирайся сам», или «Ты сам все неправильно делаешь». Или он попытался сказать, что учительница к нему несправедлива, ему сказали: «Ты сам не прав». Или наоборот, родители так сильно присоединились, так разнервничались, так распереживались, так начали все вокруг разносить, что в голове у ребенка отложилось: расскажи о своих проблемах – огребешь еще втрое больше проблем.
Что ему делать в этой ситуации? Он оказывается перед неприятным выбором. Ходить в школу тяжело и сложно, добиваться понимания родителей тоже тяжело и сложно. В этой ситуации частые ОРВИ могут быть вполне себе выходом. Заболел – недельку, а то и две сидишь дома, и все хорошо. Таким образом формируется избегающее поведение, устойчивая стратегия: как только становится сложно, можно заболеть – и это решит проблему.
Поэтому если семейный врач видит, что у ребенка нет физиологических причин так часто болеть, то это может быть как раз та ситуация, когда стоит спросить ребенка, хочет ли он ходить в школу? Понаблюдать за его ответом, за реакцией родителей, и возможно, порекомендовать семье обратиться к психологу.
Что тут может сделать психолог? Помочь ребенку и родителям поговорить об этом более откровенно. Если психолог поможет ребенку сказать, а родителям услышать, насколько ему тяжело в этой школе, насколько сильный стресс он переживает из-за учительницы или из-за одноклассников, то, услышав его, они могут предложить какие-то другие варианты. Перевести в другой класс, как-то его поддерживать или как-то еще помочь. Тогда причина частых болезней уходит.
Иногда ребенок может следовать вовсе не своим интересам, а через свое состояние здоровья делать что-то для семьи. Семья – это система, в которой все связаны, интересы и чувства переплетены. Для того чтобы семья функционировала, каждый привносит свой вклад. Дети – элементы этой системы, наиболее сильно зависимые от нее. Взрослый человек, если вдруг семья развалится, имеет больше устойчивости. Ребенок очень зависит от семьи, он больше взрослого заинтересован, чтобы с семьей все было хорошо.
Если ребенок наблюдает, что у родителей плохие отношения, охлаждение, они практически не общаются, ребенку это тревожно, он боится за семью, чувствует напряжение, висящее в воздухе, он испытывает стресс. А потом, например, он заболевает, у него высокая температура, и в этот момент папа и мама забывают про свое супружеское охлаждение, вместе бегают вокруг ребенка, решают, переживают, поддерживают друг друга. Раз-другой такое повторится, и вполне вероятно, что ребенок неосознанно запомнит это как стратегию объединения родителей.
В этой ситуации, если отношения родителей по-прежнему прохладные, очень вероятно, что ребенок будет прибегать к этому способу. Неосознанно: просто, когда напряжение у него будет нарастать, он будет поддаваться какой-то инфекции, которой, может быть, не поддался бы в другой ситуации. Известно, что стресс ослабляет иммунитет, и ребенок в состоянии стресса уступает под напором вируса, который в другой ситуации ему бы не повредил.
Что может сделать семейный психолог, если эта ситуация повторяется? Прежде всего, психолог посоветовал бы родителям поработать над своими отношениями. Либо их улучшить, чтобы они стали более теплыми, доверительными, чтобы дома не висел постоянно дамоклов меч, либо принять решение развестись и перестать морочить голову себе и ребенку. Потому что состояние «живем вместе ради детей» сплошь и рядом значит, что люди друг друга едва переносят, годами живут вместе в постоянном напряжении, и дети, как антенны, это напряжение считывают. И это напряжение на них влияет, очень часто – через ослабленное здоровье.
Фото - фотобанк Лори
Иногда дети могут обслуживать интересы других членов семьи. Случай из жизни: девочке-подростку очень часто по дороге в школу становится плохо, она едва не теряет сознание, и мама должна ее провожать. Мама должна все время быть на связи, потому что дочке может стать плохо во время урока, и ее нужно быстро прийти и забрать. При разговоре выясняется, что мама когда-то ушла с работы, сидела дома, пока дочка была маленькая. Когда девочка пошла в школу, мама на работу не вышла, потому что утратила профессиональные навыки – на хорошую должность не возьмут, на плохую как-то не хочется. Отношения у мамы с папой давно испортились, он бизнесмен, живет в другом месте и мама даже не занимается бытом для него. Но он содержит семью. Выходит, болезненное состояние ребенка в данном случае – способ для мамы сохранять такой образ жизни, не работать, иметь хорошее финансовое положение на том основании, что ребенок болен. Если ребенок выздоровеет, то возникнет вопрос, почему мужчина, которому она уже фактически не является женой и никак не помогает в бытовом плане, должен обеспечивать ей весьма хороший уровень жизни, при том, что она, взрослая здоровая женщина, сама ничего не делает. Ребенок лоялен маме, ему не хочется напряжения, выяснения отношений, и результат – вегетососудистая дистония.
Речь не идет о тяжелых заболеваниях, у которых есть органическая природа. Дети не заболевают тяжелыми заболеваниями от того, что у родителей плохой секс или они как-то неправильно общаются с детьми. Речь идет о том, что называется «часто болеющие дети» - общая астеничность, уязвимость для инфекций у ребенка выше, чем следовало бы ожидать.
Если семейный врач видит, что, несмотря на лечение, болезнь не уходит – то это повод предложить семье пойти к психологу и посмотреть, нет ли здесь психологического компонента. Но это не повод опустить руки и заявить, что медицина здесь бессильна, идите и решайте свои внутрисемейные проблемы. И это не гарантия, что поработав с психологом, ребенок станет здоровым. Но если мы предполагаем наличие этого компонента, то имеет смысл с ним разобраться, чтобы он не ухудшал ситуацию.
Возможно, у ребенка есть хроническое заболевание. Количество обострений, тяжесть обострений тоже может очень сильно зависеть от стресса. А стресс ребенка очень сильно зависит от стресса в семье. Поэтому, снижая стресс в семье, мы всегда улучшаем состояние ребенка – объективно, здоров он, или болен.
Когда ребенок болеет тяжело или неизлечимо
Даже когда речь идет о детях с неизлечимыми заболеваниями, с которыми им жить всю жизнь, известно, что участие в работе семейных психологов сильно улучшает прогноз и снижает тяжесть течения заболевания. Когда в семье хорошая обстановка, когда у ребенка хорошие отношения с родителями, когда сами родители в хорошем состоянии, то даже при наличии объективно тяжелого заболевания ребенку легче с ним справляться. Легче переносить тяготы, связанные с лечением, неприятные процедуры, ограничения. Если у него хороший контакт с родителями, то он может обратиться за утешением, если ему плохо, больно, обидно, что другим детям можно, а ему нельзя (что-то есть, что-то делать или куда-то поехать). Родители пожалеют, посочувствуют, дадут поплакать, вместе помечтают, как это будет, когда его здоровье станет лучше. От этой поддержки напряжение снизится, ребенок получит утешение в своем стрессе, и его состояние улучшится.
Если в той же самой ситуации ребенок понимает, что со своими взрослыми он про это поговорить не может – например, потому, что они не переносят, когда ему плохо, потому что сами едва справляются со своей тревогой. Им самим настолько плохо, что воспринять еще и эмоции ребенка они уже не могут. Ребенок постарается придержать свои переживания, и не получит поддержки в своем стрессе.
Или родители могут быть настолько не готовы сталкиваться с негативными эмоциями ребенка, что они могут его ругать, требовать, чтобы он не ныл, не распускался. Но это сейчас бывает редко, чаще родители сами так нервничают, что ребенок предпочитает их лишний раз не беспокоить.
Поэтому если говорить про сопровождение сильно болеющего ребенка, то очень важно, чтобы в комплексе была работа по преодолению стресса у самих родителей. У них часто бывает чувство вины: я что-то недоглядел, что-то не так сделал. Это все не полезно для ребенка.
Плюс у родителей может быть стресс, связанный не только с болезнью ребенка, но и со своими супружескими отношениями. Поэтому семейные психологи, работающие с тяжело болеющими детьми, считают одной из главных своих целей хороший контакт родителей между собой. Чтобы семья не распалась, чтобы родители поддерживали друг друга. Даже если они в разводе, чтобы как родители они все равно были командой, потому что если у тебя тяжело болеет ребенок, то ты испытываешь такую степень тревоги, что с этим невозможно справляться в одиночку. Очень важно иметь возможность это с кем-то разделить, говорить о своих чувствах, поплакать у кого-то на плече. Конечно, хорошо, когда это супружеская пара, но это могут быть и другие родственники, братья, сестры, друзья. Обязательно должна быть группа поддержки, с которой можно разделить свои тревоги.
Когда вокруг ребенка есть команда, повышается устойчивость всей конструкции в целом. Потому что накрывает обычно не всех людей одновременно. Сегодня максимальный уровень тревоги и стресса у одного – ему кажется, что ничего не получится, опускаются руки, не хочется жить – и тогда, если он не один, то есть другие люди, у которых сегодня состояние лучше. Они могут его разгрузить, утешить, поддержать, отправить выспаться, отправить отвлечься, просто пожалеть, выслушать, попить с ним чаю. В другой момент плохо будет кому-то другому, и тогда будут помогать ему.
Если у человека недостаточная поддержка ближайшего окружения, его уязвимость повышается. И тут уже мы говорим не столько про психологическую, сколько про социальную работу. Наиболее уязвимы те семьи, которые имеют проблемы со здоровьем у детей, и одновременно по той или иной причине утратили свое близкое социальное окружение. Например, семья, которая переехала в другой город. Или семья, где родители сами выросли в детском доме. У этих людей нет мощной поддержки расширенной семьи и ближайшего социального окружения. Когда человек живет благополучной стабильной жизнью, у него есть детские друзья, одноклассники, институтские друзья, родственники, дальние родственники, двоюродные, троюродные. Так или иначе в этой схеме находятся люди, которые поддерживают и становятся некоей страховочной сеткой. Если люди переезжают, они все это теряют. Сейчас немножко лучше, поскольку благодаря интернету связи все же сохраняются.
В европейских больницах обязательно работают психологические службы, потому что у ребенка часто возникает мысль: почему это со мной? Почему другие живут и радуются, а я месяцами должен быть на больничной койке? Почему я должен думать о том, что я могу умереть? Почему у меня такие ограничения? Почему я так некрасиво выгляжу? Ребенок должен иметь возможность с кем-то об этом поговорить. И родители часто не в том состоянии, чтобы с ними можно было про это поговорить безопасно. Они и так умирают от страха за жизнь ребенка, чтобы услышать от подростка что-нибудь вроде: «Зачем все эти мучения, лечение, ну сдох бы и сдох». Как такое скажешь маме, которая и так ночей не спит, день и ночь у твоей кровати? А он это чувствует, он это думает, и должен быть человек, которому он мог бы это сказать. Человек, которого он может не беречь, на которого может все свои эмоции выплеснуть. Поэтому психологическая поддержка необходима – безопасное пространство, где ребенок может про это поговорить и подумать.
Что можно ответить, если подросток так говорит? Спрашивать, почему ты так себя чувствуешь, почему у тебя такие мысли, что это для тебя, что было бы для тебя аргументом, ценностью, которая все-таки позволяет жить. Он ведь не просит у нас ответа, он должен «об кого-то подумать». Если бы с ним работал психолог, то задача психолога была бы расспрашивать, слушать его, позволить человеку подумать про это. Проанализировать свои чувства по этому поводу, свои ценности.
Но для того, чтобы так отвечать, взрослый должен быть сам внутри спокоен, поэтому это не родитель. Ну какой родитель сможет такой разговор провести со своим ребенком, оставаясь внутри уравновешенным и спокойным? А ребенка и самого трясет, ему во время такого разговора не нужно рядом умирающую от страха маму. Ему нужен спокойный человек, который позволит «об себя» подумать самые опасные мысли.
В европейских детских больницах обязательно есть еще и социальная служба – та, которая при необходимости помогает семье разбираться с социальной сетью, социальной поддержкой.
Таким образом, любое заболевание – серьезное, хроническое, часто повторяющееся – это не чисто медицинская проблема. И сплошь и рядом она требует дополнительно помощи не только медицинской, а еще и психологической и социальной. Что в свою очередь хорошо отражается на медицинских результатах.