На берёзе, напротив балкона, ворона свила гнездо. Берёза ещё не зеленела, и гнездо напоминало забытую на ветке старую корзину. Неутомимое раскатистое «Кар-р-р!» влетало в форточку, как «Алло!» в телефонную трубку.

– Солидный голос, – подметил папа. – Похоже, это ворона проглотила микрофон. Когда появятся птенцы, наша жизнь превратится в сплошной концерт.

Папа работал дома. Писал, печатал, и даже перечёркивал целые страницы в рукописи. От домашних он требовал тишины. А уличные шумы: чириканье, гудение, жужжание – привычно рассеивались. И только громкое, раскатистое «Кар-р-р!» не на шутку раздражало папу.

– Нельзя ли каркать этажом ниже? – крикнул он с балкона.

«Кар-р-р!» – огрызнулась ворона.

Папа пробовал затыкать уши берушами. Но это мешало ему ещё больше, чем болтливость крылатой соседки. В порыве отчаяния он как-то швырнул тапочек. Запутавшись в ветках, тот повис, как шляпа на вешалке. А папа уже замахнулся вторым.

– Хорошие были тапочки, – услышал он за спиной дочкин голос. Катин взгляд подействовал на папу, как укол с успокоительным лекарством. Надев тапочек, он безрадостно посмотрел на глазеющую по сторонам ворону.

– Будь я вороной, – сказал он, – я бы жил с пользой.

– А как? Пел бы в хоре пернатых мальчиков? – поинтересовалась Катя.

– Бери выше, – сказал папа. – Я бы вместо гнёзд... – он сделал паузу и интригующе посмотрел на подслушивающую ворону. – Я бы плёл корзинки. И продавал. Сидел бы на рынке и кричал: «Купите КАР-Р-Р-ЗИНУ! Купите КАР-Р-Р-ЗИНУ!»

– Кар-р! Кар-р! – охотно поддержала папину идею неугомонная ворона.

И папа, махнув рукой, в одном тапочке зашагал в комнату.

К вороньему крику привыкли постепенно, как привыкают к бою настенных часов, или к громкой музыке за стеной у соседей. По нему не скучали. Но если долго не слышали, то удивлялись и выглядывали в окно: всё ли в порядке?

В грозу, когда молния рассекала небо пополам, а гром пугал внезапным раскатом, Катя смотрела в окно на мокрую улицу. Сильный ветер раскачивал дерево, будто пытался обломить ветки и сбросить гнездо. Ворона сидела обречённо. И крупные капли дождя колотили её по серо-чёрной неподвижной спине.

– Этот ветер гнездо не сбросит, – успокоил папа. – По части гнёзд птицы – мастера. Работают по принципу: мой дом – моя крепость.

Он стоял рядом с Катей у балконной двери. Дождь захлёстывал, летел в стекло, как морские брызги. И на сером небе не было видно ни конца, ни края непогоды.

Как-то под вечер ворона затревожилась. Не разминала голос, а галдела во всё горло. Ей вторили другие.

– Кар-р-р! Кар-р-р! Кар-р-р!

Неистовый крик усиливался.

Катя выглянула в окно. Стая ворон, как грозовая туча, нависла над деревом. Листья и перья летели в суровой рукопашной драке. А гнездо пустовало.

– Нашу ворону бьют! – закричала Катя, торопливо открывая балконную дверь. И папа прибежал на помощь. Они свистели с балкона, улюлюкали, размахивали шваброй.

Стая струсила и улетела. Каркали вороны где-то за домом.

– Совещаются, – предположил папа. – Только разведчиков из нас не выйдет. Языка не знаем.

Вороны-соседки не было ни в гнезде, ни на ветках, ни на ближайших деревьях.

– Она вернётся? – спросила Катя.

Папа пожал плечами.

– Посмотрим, – неуверенно сказал он. – Боюсь, что это чужие вороны. Кочевые. Короче говоря, разбойники. Плакали те гнёзда, что попадаются им на пути.

Катя долго смотрела в окно. Но ворона не прилетела ни через час, ни через три. Не было её и на следующий день.

Всё лето гнездо пустовало. Только пронырливые воробьи совали клюв в чужой дом, и дождь бесцеремонно наводил порядок.

Осенью берёза пожелтела. Ветер легко разметал слабые листья. Привычно прошла зима. И вот однажды...

– Кар-р-р! Кар-р-р! Кар-р-р! – знакомый голос звучал совсем рядом.

– Наша ворона! – воскликнула Катя. – Неужели она?! Вернулась!

Папа уже смотрел в окно, прильнув лбом к стеклу. Ворона сидела на берёзе, вертела головой и каркала, что было сил.

– Совсем не изменилась, – заметил папа. – Голос стал ещё громче! Ну, привет тебе, привет!

Услышав приветствие, ворона примолкла и принялась устраиваться в своём гнезде.