Но вернемся к нашим экикикам. На предыдущих страницах мы видали:
1. Что это экспромты, порожденные радостью.
2. Что это не столько песни, сколько звонкие выкрики или, как я их
называю, "кричалки".
3. Что они не сочиняются, а, так сказать, вытанцовываются.
4. Что их ритм - хорей.
5. Что они кратки: не длиннее двустишия.
6. Что они выкрикиваются по нескольку раз.
7. Что они заразительны для других малышей.
Но не нужно думать, будто стихи двухлетних - четырехлетних ребят
всегда и непременно киники. Малышам доступны и другие стихотворные формы.
Какие - об этом еще рано судить, так как детских стихов у нас собрано очень
немного. Время обобщений и выводов еще не пришло, сперва необходимо собрать
материал. В качестве такого материала я могу напечатать только десять -
пятнадцать стишков. Правильная их оценка будет возможна лишь после того,
как мы соберем их тысяч пять или шесть да разобьем их на группы
соответственно той обстановке, в которой они создавались.
Вот баллада четырехлетнего Никиты Толстого:

На крыше ворон: кар, кар, кар!
Увидел в небе желтый шар
С глазами, носом и со ртом
И с очень круглым животом.

Как и подобает всякой традиционной балладе, здесь есть и ворон, и
ночь, и луна. Стих очень крепкий, то, что называется, кованый, ритм четкий,
рифмы точные.
Другая баллада того же поэта посвящена мореплаванию:

Красивая лодка
По морю плывет,
По морю плывет.
За лодкой селедка
По морю плывет,
По морю плывет.

Достигнув пятилетнего возраста, Никита создал нечто вроде триолета:

Бабушка спит,
Она храпит.
Из-под подушки вылезает кит
И говорит:
"Бабушка храпит,
Она спит".

Много у него также своеобразных зарисовок с натуры - тех моментальных
стихотворных эскизов, которые некогда так удавались великому автору
"Листьев травы":

Катенька сидит на барабанчике,
Сосет пальчики.

Или:

Взял Дмитрий Иваныч
Подсвечник и свечку
И смотрит внимательно на печку.

Ритм уитменский, свободный, вполне соответствующий сюжету и стилю
стихов. А младший брат Никиты, Митя Толстой, в три с половиною года сочинил
такую песню о городе:

Товарищи, что за крик?
На нас едет грузовик.

Товарищи, что за вой?
На нас едет ломовой.

Товарищи, что за пыль?
На нас едет автомобиль.

Уже по этим немногим стишкам можно видеть, какое разнообразие форм
доступно малолетним поэтам. Конечно, Никита и Митя Толстые не могут служить
нормативными образцами детей, так как они выросли в литературной среде: и
отец и мать у них писатели (Л.Н.Толстой и Наталья Крандиевская). Но вот
стихи Ирины Ивановой, трех с половиною лет, дочери заводского врача:


1

ГЛУПЫЙ КОТ

Видит кот: лежит коробка,
Он ее и проглотил.
И за это в больницу покатил.


2

ВОЛК И КУРИЦА

Идет волк по улице,
Видит три курицы.
Захотел он их съесть,
Надо через забор перелезть.
Разбежался волк: раз, два, три!
Ну, курица! Смотри!


3

ОБЛАЧКО

- Здравствуй, дружище!
- Здравствуй, комарище!
- Где ты был?
- В лавочку ходил.
- Что купил?
- Облачко купил.
- Где оно?
- Съел давно.

В большинстве всех этих детских стихов рифмованные строки стоят рядом.
Иного чередования рифм дети-поэты не любят. Им доступны главным образом
смежные рифмы. Детское ухо не способно так долго удерживать в памяти
окончание предыдущей строки, как его удерживает ухо взрослых. Стихи Ирины
Ивановой в этом отношении чрезвычайно типичны:

Лиса дремала
И скучала.
Увидала воробья:
Цап-царап! - и съела,
Вот тебе и дело!

Здесь указание для детских писателей, которые порою в своих стихах
доходят до такого невнимания к детям, что щеголяют рифмами, отстоящими одна
от другой на три или четыре строки.
Например:

Том столовою ложкою ест варенье,
Ягоды прячет в карманы:
- Ничего, что протекут!
И конфеты, и каштаны,
И любимое теткино печенье...*
______________
* Надежда Павлович, Большевик Том, М. 1926.

Здесь варенье так далеко от печенья, что созвучие перестает быть
созвучием.
Такого размежевания рифм нет ни в одном из народных стишков для детей,
ни в пушкинских сказках, ни в ершовском "Коньке-горбунке", где рифмы всегда
в самом близком соседстве - как бы специально для детского уха.
Особую категорию стишков составляют те монологи, которые произносят
одинокие дети, увлеченные какой-нибудь длинной игрой. Эти монологи длятся
порой часа полтора и вмещают в себе до тысячи строк. Превосходный монолог
своего пятилетнего сына записала у себя в дневнике Э.Станчинская. Мальчик
был болен, полусидел в кровати и, самозабвенно играя в войну, сопровождал
свои военные действия такими стихами:

Быстро солдаты, быстро, быстро идут на войну.
Быстро встречают красноармейцев,
Быстро стреляют прямо в бок одному,
Быстро летают пули.
Встречаются быстро,
Прямо идут,
На войну прямо, раз-два, раз-два,
Понимаете, раз скорее, раз скорее.
Поперба-ба-ба...
Остановись! Пришли! Войско так!
На бок! Винтовку! Паф!
Быстрое солнце скоро зашло,
Красное солнце скоро зашло.

Идут же темной ночью,
Красноармейцы идут.
Красная Армия уже близка.
Красноармейцы идут да идут.
Откуда-то пули быстро стреляют.
Летят пули далеко, а им же не видно,
Что-то на небе быстро летит,
Огонь освещает,
Летят аэропланы, и быстро красноармейцы пришли...*
______________
* Э.И.Станчинская, Дневник матери. История развития современного
ребенка от рождения до 7 лет, М. 1924, стр. 100. Превосходный образец той
эгоцентрической речи детей, которую Пиаже называет "внутренней речью" по
психологической функции и внешней по форме.

Здесь так и чувствуешь пульсацию воинственной мальчишеской крови.
Недаром слово "быстро" повторяется здесь одиннадцать раз. Даже солнце в
этой пылкой игре пробегает по небу, как молния:

Быстрое солнце скоро зашло.

"Быстрое солнце" - неслыханный в поэзии эпитет.
И какое множество глаголов! Что ни строка, то глагол: "идут",
"встречают", "стреляют", "летают".
В Симферополе перед памятником Ленину неизвестный мне мальчик лет пяти
произнес:

В мавзолее ты лежишь
И по-мертвому молчишь.
Подожди, я подрасту
И тебя воскресту.

Дети нередко прибегают к повторениям начальных слов каждой строки
сочиняемых ими стихов. Эти единоначатия ярче всего выражают песенный лад их
поэзии. Таково, например, стихотворение четырехлетней Е.К.:

Жил-был мальчик не простой,
Жил был мальчик золотой.
Жил-был мальчик, но шалил,
Только с папой водку пил.

Хотя в стихах этого рода тоже преобладает хорей, но он часто уступает
место другим ритмам - в зависимости от выражаемых ими эмоций. Вот,
например, великолепный анапест четырехлетнего мальчика, которому только что
объяснили, что значит слово "всегда". Уразумев это слово, он долго бегал
взад и вперед по дорожке, а потом подбежал к маме и с какой-то
торжественной страстью сказал:

Пусть всегда будет небо!
Пусть всегда будет солнце!
Пусть всегда будет мама!
Пусть всегда буду я!*
______________
* "Родной язык и литература в трудовой школе", 1928, ь 4-5, стр. 179.

"Разве это не поразительное по своей простоте и силе утверждение
жизни?" - восторженно восклицает К.Спасская, опубликовавшая стихи на
страницах журнала.
Стихи и в самом деле замечательные, едва ли не лучшие из напечатанных
в настоящей главе. С огромной энергией выражается в них несокрушимая вера
ребенка в бессмертие всего, что он любит. Так и слышишь мажорный
мальчишеский голос, прославляющий жизнь, которой не будет конца.
Начальные слова каждой строки в этом детском четверостишии
тождественны. Но чаще бывает, что в создаваемых ребенком стихах повторяются
не первые слова, а последние, завершающие каждую строку. Характерно в этом
отношении прелестное стихотворение Танюши Литвиновой, где в конце каждой
строки варьируется слово "Москва":

Город чудный Москва!
Город древний Москва!
Что за Кремль в Москве!
Что за башни в Москве!
Англичане в Москве!
И китайцы в Москве!
И все хвалят город Москву!

Как утверждает американская исследовательница детской психики Люси
Спрэг Митчель, эта форма, столь часто встречающаяся в древнем восточном
фольклоре, специфически свойственна детям. Митчель приводит такие стихи,
сочиненные девочкой, еще не достигшей трехлетнего возраста:

Я упал в воду,
Человек упал в воду,
Джон упал в воду,
Фор упал в воду,
Тетя Керри упала в воду.

Я достал лодку,
Человек достал лодку,
Джон достал лодку.
Фор достал лодку,
Тетя Керри достала лодку.

Я поехал в лодке,
Человек поехал в лодке,
Джон поехал в лодке,
Фор поехал в лодке,
Тетя Керри поехала в лодке*.
______________
* Л.Митчель, Книга рассказов про здесь и теперь, М. 1925, стр. 41-42.

Горе, что у нас так мало материалов. В нашей литературе до сих пор нет
ни одного хотя бы краткого сборника стихов, сочиненных малыми детьми. Да и
много ли существовало в прежнее время родителей, которые стали бы
записывать такие стишки! Между тем эти стишки в своей массе могут принести
несомненную пользу и педагогам, и критикам, и детским писателям, и даже
художникам - иллюстраторам книг для детей. Даже художникам, потому что в
огромном своем большинстве детские стихи отличаются изумительно четкой
графичностью.
Это, так сказать, стиховые рисунки. Вспомним вирши Никиты Толстого: в
каждой строке отчетливый зрительный образ, который словно создан для
примитивнейшей графики:

Красивая лодка
По морю плывет,
По морю плывет.

За лодкой селедка
По морю плывет,
По морю плывет.

Четкий-четкий рисунок. Словно взял Никита карандаш и тремя штрихами
нарисовал на бумаге "красивую лодку", плывущую (в профиль) в сопровождении
сельди, которая нисколько не меньше, чем лодка, и до странности похожа на
нее.
Такой же четкостью зрительных образов отличается стихотворение
маленькой Ирины Ивановой, рисующее вид из окна во время гражданской войны и
разрухи:

Дом поломанный стоит,
Крыша на земле лежит,
А рядом ребяты
Играют в солдаты.

Это именно рисунки в стихах. В четырех строках три рисунка: 1)
сломанный дом, 2) сброшенная крыша, 3) играющие дети, и каждый из этих
рисунков доведен почти до чертежа.

Из трубы идет дымок:
Мама жарит пирожок.

В четкой графичности детских стихов - указание художникам,
иллюстрирующим детские книги, и поэтам, сочиняющим стихи для детей.
Жаль, что никто еще не разработал поучительней темы о взаимной связи
детских стихов и рисунков и о параллельном развитии их форм.
Чтоб изучить все особенности детской поэзии, нам нужны не десятки
стихотворений, а тысячи, и поэтому я обращаюсь к друзьям-читателям с
усердной просьбой сообщать мне стихи детей, дабы мы могли приступить к
самому широкому изучению детского творчества. А покуда в качестве сырого
материала приведу здесь несколько любопытных стишков, сообщенных мне
читателями в разное время:


1

СОЛНЦЕ
(Стихи трехлетней Таты)

Отворяйте ворота,
Солнце всходит на неба!


2

ПОСЛЕДНЯЯ НОВОСТЬ
(Стихи двухлетней Оли)

Было сухо, стало мокро -
Оля сделала пипи.


3

ПРОВОДЫ
(Стихи трехлетней Светланы)

Я иду по камушку,
Провожаю мамушку.


4

СВИНЬЯ
(Стихи четырехлетней Лизы)

Сидит
За столом
Семья,
И вдруг
Вылезает
Свинья.


5

СТЫДЛИВЫЙ МЕДВЕЖОНОК
(Стихи четырехлетней Оли)

В углу стоит мишка,
Улыбается на книжку,
Ему стыдно сказать,
Что не умеет он читать.


6

СТАРИК
(Стихи пятилетней Ирины)

В бедной деревне
Жил бедный старик,
Так много лет он
Жить не привык.


7

НА ДАЧЕ
(Ее же)

Цветет редиска,
Поет артистка,
А я пью чай
Черезвычай.


8

ЗИМА
(Стихи четырехлетней Нины Глёкиной)

Я валяюсь на снегу.
Как приятно мне валяться,
Даже носом я могу
Ковыряться, кувыркаться.

Привожу для сравнения экспромты шестилетних детей:


9

ИЗ ОКНА

Гляжу из своего окошка
И вижу ясный день,
И зелени немножко,
И парусную тень.


10

УДИВИТЕЛЬНЫЙ СОЛОВЕЙ

Вышли в сад пройтиться детки,
Посмотреться на реку.
Соловей сидит на ветке
И поет свое куку.


11

МОРЕРЕЦ

Море страшно зашумело,
Из моря вышел моререц.
Моререц! Моререц!
Принеси нам огурец.

Бывают минуты, когда ребенок в экстазе готов благодарить всю вселенную
за то, что она существует. Один из таких гимнов природе создан шестилетним
ленинградским поэтом Юрочкой Шенкманом:


12

СПАСИБО

Спасибо тебе, солнце, что ты есть!
Спасибо тебе, речка, что ты здесь!
Спасибо вам, цветы!
Спасибо вам, кусты!

Можно ли лаконичнее, сильнее и проще выразить тот восторг бытия,
который так часто охватывает всю душу ребенка? Тот же восторг бытия - в
экспромте пятилетней москвички Нины Глёкиной:

Наш сад - мир мой!
Мои горы, моря, леса, луга!
Весь мир мой!
Буду гонять! Буду скакать!
Буду носиться! Буду валяться!
Буду смеяться! Буду шалить!
Буду плясать! Буду любить!


Стихи, сочиняемые детьми, оказались интересны не только для педагогов,
поэтов, художников, но также для певцов и музыкантов. Композитор
С.Богуславский позаимствовал из моей книжки стихи Тани Литвиновой и Мити
Толстого и положил их на ноты, которые и вышли когда-то в Москве в издании
ЗИФа в качестве приложения к журналу "30 дней".
Немалую роль в раннем стихотворстве детей играют, конечно, взрослые.
Выше было сказано, что первые свои "стиховые впечатления" дети получают еще
в грудном возрасте, когда матери поют им колыбельные и другие подобные
песни. Перелистывая свои дневники, я наткнулся в них на давнишнюю запись:
"Четырехмесячный младенец лежит на кровати и пускает изо рта пузыри, а
его мать, охваченная внезапным экстазом, вдруг бросается на него с
поцелуями и выкрикивает такие слова:

Буцики, муцики, дуцики,
Руцики, пуцики, бум!
Куценьки вы, таракуценьки,
Пуценьки вы, марабу!

Этих слов она никогда не слыхала и ни разу никому не говорила. Обычно
ее речи бывали банальны и скудны.
И вдруг такой праздничный расцвет словотворчества, такие фейерверки
экзотических звуков!
И что всего замечательнее - эти "буцики, муцики, пуцики" образуют
собою стихи: в них есть и ритм и рифмы. Бессловесная, темная женщина
сделалась на время поэтессой. За всю свою жизнь она не имела и отдаленного
отношения к стихам и вот заговорила стихами.
Всему виною ее четырехмесячный Санька, который лежит нагишом у нее на
постели, пуская изо рта пузыри. Она только что кормила сына грудью и, чуть
положила его на кровать, набросилась на него, как безумная, и стала кусать
губами его голое тело, ненасытно вдыхая в себя его запах, и тут-то я
услыхал ее странные "буцики".
Ритм этих "буциков" был продиктован ей рядом однообразных повторных
движений, которые она производила в то время. Как я заметил потом, у всех
матерей при таких обстоятельствах движения почти всегда одинаковы.
Неотрывно глядя на ребенка, женщина молча пятится к стене, и, отойдя
шага на три, быстро возвращается к нему, произнося на ходу свою
импровизированную стихотворную фразу, и снова молча пятится к стене, и
снова совершает свое "нападение", произнося новую фразу (очень близкую
вариацию старой), причем в конце каждой фразы ребенок как бы по сигналу
заливается смехом. И это повторяется не меньше десяти или двенадцати раз
строго размеренным темпом.
Оттого в материнских стихах такое правильное чередование пауз и такое
четкое деление на строфы:

Рубашонка, шонка, шонка,
Рубашоночка!

Распашонка, шонка, шонка,
Распашоночка!

Для миленка, для дитенка,
Для дитеночка!

Так выкрикивала ночью у меня за стеной жена управдома, восхваляя новую
рубашку своего грудного младенца.
Удивительно, что почти каждую мать охватывает такая внезапная страсть
к ритмическим, стиховым излияниям во время каждого бурного приступа
нежности.
Насколько я мог проследить, эти материнские стихи связаны с периодом
кормления грудью.
Почему-то в течение всего этого времени женщина в своих речах,
обращенных к ребенку, начинает проявлять тяготение к стихотворному ритму -
особенно в такие часы, когда она остается с ребенком одна.
Среди других категорий экстатической речи эти словоизлияния занимают
не последнее место, и если уж доискиваться первоистоков поэзии, то придется
признать, что стихотворные навыки в значительной море внушены каждому из
нас нашей матерью в пору раннего младенчества, прежде чем мы научимся
говорить и ходить. Потому что, сама того не замечая, каждая мать почти всем
своим обращением к ребенку невольно придает если не чисто стиховую, то
речитативную форму, которая хотя и не влияет на форму первого младенческого
лепета, но все же приучает ребенка к восприятию ритмов.