Откуда взялись чемоданы с ножками и куда они подевались


Сказка железнодорожных кондукторов

Вот что рассказывают старые, вышедшие на пенсию железнодорож-ные кондукторы своим шустрым внучатам, которые – все до одного – тоже мечтают вырасти и стать кондукторами.

– В старину пассажиры всё таскали руками – узлы, тюки, баулы, чемоданы. Жалко было смотреть, как они бредут по платформе, обливаясь потом, как втискиваются в поезд со своим багажом… Ведь чемодан – он разный; бывает такой чемоданчик, что только идёшь себе, помахиваешь, а бывает чемоданище с двумя или даже тремя ручками, что лишь вдвоём или даже втроём поднимешь!

И так всё шло до той поры, пока знаменитый путешественник Марко Поло не привёз из восточных стран первый чемодан с ножками.

– И с ручками? – спрашивает любопытный внук.

– Нет, только с ножками, ну вот как барашек – у него же ручек нет.

– А с рожками?

– С рожками, с рожками… Всё узнаете, только погодите маленько. Так вот: с тех пор, как Марко Поло по пути из Китая попал в страну Чемоданию и привёз оттуда первый чемодан с ножками, они быстро вошли в моду и вытеснили прежние ленивые и неповоротливые чемоданы. Все стали использовать только эти, как их иногда называли на китайский манер, «чу-мин-даны». Любо дорого было смотреть, как пассажиры идут себе к поезду налегке с ходячим чемоданом на верёвочке или, если уж очень много багажа, подгоняя прутиком стайку разноцветных чемоданчиков. Ни труда, ни хлопот. А сойдёт с поезда пассажир, тоже без труда домой доберётся с таким умным багажом. Вынет вещи, засунет чемоданы на шкаф или в чулан – и до следующего путешествия. Ведь китайские чемоданы поить-кормить не надо, только раз в неделю или две прогуливать возле дома, чтобы они могли размять ножки.

– А рожки?

– Вот о том я и говорю. Рожки тоже оказались полезными. Потому что некоторые непонятливые собаки очень невзлюбили ходячие чемоданы и то и дело норовили на них броситься. А чемодан в обиду себя не даёт: повернётся, рожки вперёд выставит, да грозно так! Вот собака полает, полает – и отступит. Да что собаки! Были случаи, когда верный чемодан даже от воров отбивался рогами – не давал себя своровать, и баста!

И так продолжалось до тех пор, пока великий ученый и изобретатель Йедетсон не изобрел чемодан на колёсиках. Мир сразу же захлестнула новая мода. А потом Йедетсон ещё разок подумал и изобрел вонючие-дымучие чемоданы на колёсиках и с мотором. И назвал в честь самого себя: «машина йедет-сон».

Тогда чу-мин-даны обиделись, собрались и уехали обратно в свою восточную Чемоданию. Насовсем – с рожками и с ножками. Только представьте себе картину. Длинный-предлинный поезд, и на нём – ни одного пассажира, только чемоданы всех размеров и цветов: чемоданы в купе, чемоданы в коридорах, чемоданы в тамбурах, даже на крыше – чемоданы. Сидят, свесив ножки, и поют свою родную бегучую-бодучую песню.

– Какую такую песню? Спой.

– Примерно так:

Бегучие, бодучие,
Никем не победючие –
Мы едем всею кучею
В страну свою могучую!

– И что – ни одного чемоданчика с ножками у нас не осталось?

– Точно не скажу. Говорят, есть в лесу какие-то одичавшие чемоданчики. Но от людей они прячутся, мало кто их видел. Бегают, шишки сосновые собирают, а осенью – кленовые листья…

Как совенок в себе заблудился

 


совиная народная сказка

Был такой случай. Остался маленький Совенок один в дупле. Мама улетела, и ему стало скучно. Летать он еще не умел, из дупла выбраться боялся. А пойти куда-нибудь ему хотелось. И пошел он внутрь себя.

По-совиному, это называется «самоуглубился».

Вот углубился он в себя и видит: мыслей в нем – целый лабиринт. Каждая мысль – как коридорчик, а в конце развилка с указателями, а на них надписи:

ОДНО ИЗ ДВУХ

ОТСЮДА ВЫТЕКАЕТ

ЕСЛИ ТАК, ТО ТАК

Плутал, плутал Совенок по этим коридорчикам и заблудился. Устал. И как выбраться назад, не знает.

Свернул влево, еще раз влево, потом вправо и вдруг смотрит: стоит перед ним маленький красный телефончик. Обрадовался Совенок, снял трубку: алле! алле! А в ответ тишина, даже гудков не слышно – ни коротких, ни длинных. Алле, алле, мама! Тишина. Заплакал Совенок да так, плача, и уснул в обнимку с трубкой.

А в это время мама Сова вернулась в дупло. «Привет, как дела,» – говорит. Совенок не откликается. Стала его тормошить, будить – никакого результата. Здесь Совенок, а как будто нет его вовсе. Догадалась мама, что Совенок в себя ушел. Что делать?

Призадумалась Сова, ушла в свои мысли, самоуглубилась хорошенько и пошла по своим коридорчикам. Где влево, где вправо свернуть, знает мудрая Сова: давно у ней там все хожено-перехожено.

Пришла она к тому месту, где стоял большой красный телефон, сняла трубку и слышит: кто-то ровно так сопит в трубку, как будто спит. По сопению она его сразу и узнала.

– Алле! Алле! Проснись! Совенок проснулся и говорит:

– Это ты, мама?

– Ну конечно, я. Что ты там делаешь, миленький?

– Я задумался и заблудился в собственных мыслях.

– Не знаешь, куда идти?

– Не знаю... – сопение сделалось громче и прерывистой.

– Успокойся, ничего страшного! Оглянись и увидишь стрелку с надписью: В ТАКОМ СЛУЧАЕ. Иди прямо по ней, никуда не сворачивая. Как дойдешь до указателя: А ЕСЛИ, поверни налево и снова прямо, пока не выйдешь к дверце, на которой написано: СЛЕДОВАТЕЛЬНО.

Совенок все запомнил и сделал, как учила его мама. Дошел он до дверцы с надписью: СЛЕДОВАТЕЛЬНО, отворил ее –и сразу же оказался в объятиях мамы Совы, которая уже поджидала его дома, в теплом и уютном дупле. Хорошо, что хорошо кончается. А могло быть и хуже.

Потому-то и учат маленьких совят дошкольного возраста, которые еще не умеют летать: пока вам не исполнилось три месяца, никуда не уходите из дупла – ни наружу, ни внутрь себя.

Привидение, которое хрустело печеньем

 


Английская кошачья сказка

Однажды привидения северных графств Англии собрались на внеочередной совет. В повестке дня стоял один вопрос: недостойное поведение привидения замка Логингфорд.

– Вы компрометируете всех нас, – возмущалось Привидение, Которое Гремело Цепями. – Это, в конце концов, абсурдно! Гремели бы вы лучше цепями! Просто и со вкусом.

– Или стучали бы шарами в бильярдной, когда весь дом уснёт, – подхватило Привидение, Которое Играло В Бильярд. – Бум! Чпок! Бум! Чпок! Вот это я называю большой стиль! Но хрустеть печеньем… Фи, как это пошло! Кто вас только надоумил, милочка?

– Очень хорошо еще скрипеть дверью, – наставительно заметило Привидение, Которое Скрипело Дверью. – Скрииип… крииип… скрииип… крииип… В мёртвой тишине ночи это производит неизгладимое, по-настоящему зловещее впечатление!

Короче говоря, собрание настоятельно рекомендовало привидению замка Логинфорд сменить репертуар. И товарищеская критика возымела действие. Вскоре по округе распространился слух, что в замке Логинфорд появилось Привидение, Воющее По Ночам В Дымоходе.

Молодой профессор Роберт Риккерт, приехавший в Логинфорд для изучения старых манускриптов, не верил в сверхъестественные явления. Поэтому в первый раз, когда он услышал заунывный вой, доносящийся из каминной трубы в библиотеке, он только усмехнулся. Мол, Господи, до чего пугливы эти аристократы!

– Это ветер, – подбодрил себя профессор, беря кусочек своего любимого печенья «Эльсинор» из лежащей перед ним круглой коробки.

– У-у-у!! У-ууу!! – еще пуще застонало, завыло в трубе.

– Просто ветер, – упрямо повторил он, надкусывая «Эльсинор».

– УУУ-У-УУУУУУУ!!! – в три раза громче простонало из трубы.

И тут ноги подвели профессора Риккерта. Без всякого приказа с его стороны они вдруг задрожали и опрометью бросились вон из библиотеки. Лишь когда руки профессора захлопнули дверь и повернули ключ в замке, ноги его чуть-чуть успокоились. Профессор стоял за дверью, прислушиваясь. Стоны стихли, но в наступившей тишине раздался какой-то странный, ломкий звук. Очень знакомый звук. Да, несомненно! – там, в библиотеке кто-то хрустел печеньем.

Этого профессор вынести не мог. Решительно повернув ключ в замке, он распахнул дверь и шагнул вперед.

– Что это значит? Как вы смеете есть моё печенье?

Фигура, закутанная в бледный балахон, обернулась.

– Одно только маленькое печеньице! – простонала фигура.

– Маленькое или большое – всё равно, – возразил профессор. – Если вы призрак, то при чём тут мучные и кондитерские изделия? Вы же бесплотны, не так ли?

– Голод умирает последним! – печально прошелестело привидение.

– Положите мое печенье, – строго сказал Риккерт.

– Ни за что! – И привидение, схватив со стола всю коробку «Эльсинора», бросилось к камину и в одно мгновенье исчезло в дымоходе.

Всю ночь профессор Риккерт проворочался с боку на бок. Научное любопытство профессора было возбуждено; но и другие чувства мучили его: среди них было одно, похожее на жалость, и другое, похожее на раскаяние.

На следующий вечер он явился в библиотеку с маленькой корзинкой. Освободив край стола от манускриптов и фолиантов, он вытащил и разложил на салфетке несколько бутербродов с ветчиной и сыром, налил из термоса горячий мясной бульон с петрушкой.

– Прошу вас, подкрепитесь, – обратился он к камину. – Вы, должно быть, уже много столетий питаетесь всухомятку.

Из дымохода донесся благодарный стон, и давешняя фигура вновь предстала перед Риккертом. Она протянула руку к чашке с дымящимся бульоном – и вдруг вспыхнула голубым светом, балахон спал с неё, и перед изумленным профессором явилась девушка в пышном серебристом платье.

– Да-да, профессор Риккерт! Я – заколдованная принцесса. Природа наградила меня красотой, но я слишком много грызла печенья, перебивая себе аппетит перед обедом, а потом капризничала за столом. И вот –
>За то, что я не ела супа
(Что было, безусловно, глупо),
По воле Злого Провидения
Я превратилась в Привидение.
Но ваше слово и бульон
Развеяли мое заклятье.
О, как теперь мне вкусен он
Хочу всегда его съедать я!

С тех пор, сказывают, привидение в замке Логинфорд куда-то пропало – к большому облегчению его владельцев. Зато в соседнем университете появилась новая профессорша – белокурая и прекрасная, как сказочная принцесса.

И это подлинная история, которую мне рассказал знакомый кот, живущий в одном старинном английском Колледже. Это серьёзный кот – у него всегда самые точные сведения.

Жил-был дед Остап (Сказка про зайца)

 


Дед Остап жил на своём хуторе один. Это был самобытный дед. Однажды в погожий майский денёк сажал он морковку в огороде. Прилетела ворона, села на трубу и кричит:
– Карр! Карр!

И при этом глядит на деда Остапа нахально.

«Чего ей надо? – подумал дед. – Она, наверное, кричит: – Вот посадишь ты, дед Остап, морковку, вырастет она большая, прилечу я тогда и склюю твою морковку!»

– Кыш, проклятая! – крикнул он вороне, а та – ноль внимания. Рассердился дед Остап, взял приставную лестницу, залез на крышу и шуганул оттуда нахальную ворону. Помахал ей вслед кулаком, огляделся – ай да красота кругом! Луга зелены, леса кудрявы, небо синее-пресинее, и облака по нему плывут белые, как сметана.

А на крыше благодать, теплынь, ветерок ласковый.

«Вот ведь где надо морковку сажать, – сообразил дед. – Тут и к солнышку ближе – значит, созреет она побыстрее».

Натаскал дед Остап вёдрами землю на крышу, разровнял и посеял разных овощей: морковь, редиску... ну, конечно, лук, укроп и так далее. К вечеру уморился, постелил тулуп и улёгся спать на крыше – сторожить свой огород от вороны.

А утром просыпается – что такое? Нет лестницы! То ли ветер ночью сильно дунул, то ли земля стряслась, то ли леший с домовым в жмурки играли, лестницу сшибли – это неизвестно. А только факт налицо: лежит она на земле сломанная.

Теперь представьте себе психологическое состояние деда Остапа. Слезть никак невозможно, спрыгнуть – подавно, и позвать некого. Кто бы не растерялся на его месте!

А вот дед Остап не растерялся. Стал он жить на крыше, как ни в чем не бывало. Кормился со своего огорода, дождевую воду в миску собирал, спал, завернувшись в тулуп да привязавшись за руку к трубе – на всякий случай, чтобы ненароком не свалиться.

Даже огурцы умудрялся солить!

Было бы у него ружье, он, пожалуй бы, и уток наловчился стрелять с крыши, да с таким расчетом, чтобы они точно к его ногам падали по баллистической траектории, но вот беда – не было у деда Остапа ружья. Поэтому утки по осени без опаски пролетали над дедом, торопясь в свои теплые края, а дед Остап только глубже заворачивался в тулуп да что-то такое ворчал себе под нос: мол, ничего, перезимуем...

Зима за летом, лето за зимою – немало лет прошло.

И вот однажды, в погожий майский денек, поглядел дед Остап вдаль с крыши – ай да красота! Луга! Леса! Реки! А за реками – горы, Китай, Африка, острова неизвестные...

И захотелось деду Остапу дальние края повидать. А как слезешь?

Думал дед Остап, думал и придумал.

«Вот, – рассуждает он, – ем я много морковки, редису, другого овощу. От них остается много ботвы. Ботва мне, конечно, без пользы. А вот ежели сбрасывать её с крыши в одно место, то постепенно накопится большая-пребольшая копна. В такую копну и спрыгнуть можно – мягко будет».

Сказано – сделано. Стал дед Остап скидывать с крыши ботву в одно место. Может быть, месяц прошел, может, три – большая куча ботвы накопилась. Проснулся как-то утром дед Остап, поглядел вниз: вот теперь, думает, мягко. Прицелился он, зажмурился – и сиганул с крыши.

Но одного не знал дед Остап и одного он не мог предположить. Не знал он, что в той куче ботвы с вечера заночевал заяц. Ночи-то уже прохладные были, августовские, ближе к сентябрю. Вот мимо бежавший заяц и зарылся на ночь в той ботве: дай, думает, в тепле, с комфортом ночку скоротаю! И случилось так, что угодил дед Остап аккурат на спину этому зайцу, да ещё со страху за уши его длинные руками схватился.

Теперь представьте себе психологическое состояние этого зайца. Он ещё окончательно не проснулся, как вдруг валится ему на спину что-то тяжёлое, непонятное, да ещё в уши вцепляется!

Для уяснения дальнейшего прошу учесть, что заяц этот был не слабый – бывалый такой, матёрый зайчище. Будь это какой-нибудь хилый, слабонервный заяц – он, пожалуй бы, в обморок упал от такой неожиданности. А этот матёрый зайчище на растерялся, вскочил на ноги да как даст стрекача – с дедом Остапом на спине!

И вот скачет Остап на сером зайце неведомо куда, крепко за уши держится. А косой, конечно, себя не помнит, мчит, не разбирая дороги, через огород, через луг, через поле, а тут перед ним река – Днепр могучий, широкий. Заяц с разбегу – бултых в воду! – и поплыл.

То есть вообще-то зайцы не умеют плавать, но этот обезумевший заяц забыл сгоряча, что не умеет, и вот поплыл, да так здорово: передними лапами по-собачьи загребает, задними – по-лягушачьи бултыхает. На самую середину Днепра вымахал.

Но ведь известно, вода – она завсегда остужает, успокаивает. Успокоился заяц, остыл маленько и вспомнил, что плавать-то он не умеет. А как вспомнил, то, конечно, тонуть начал. Видит дед Остап: дело плохо. Сам-то он не лучше зайца плавал: родители с малолетства не научили. Как быть? Погибать ни за понюх табака тоже неохота.

И вдруг видит: перед ними остров близко – рукой подать.

– Давай, – кричит, – серенький! Давай! Еще немного!

Поднапрягся заяц, последним отчаянным усилием гребанул задними лапами и выскочил на остров.

Смотрит дед Остап: островок небольшой, совершенно необитаемый: кустики да песочек. И спастись с того островка нет никакой возможности, до берега не только не доплыть, но даже не докричаться: могучая, широкая река Днепр.

А питаться чем? Ни грибов, ни ягод, а из дичи – один заяц. Поглядел дед Остап на зайца с этой точки зрения. А заяц вмиг все смекнул, задрожал под тем внимательным взглядом Остапа, заметался... В общем, с перепугу снова забыл бедняга, что плавать не умеет, прыгнул в воду и зашлёпал лапами к берегу: уж лучше утонуту быти, чем съедену быти!

Остался дед Остап один на острове. Что тут будешь делать! Но дед Остап не растерялся: стал он рыбу ловить и жарить в панировочных сухарях. А которую не жарил, ту вялил. А которую не вялил, ту коптил над костром. И так себе замечательно жил не необитаемом острове.

Замечательно, только скучно. Даже ворона не каркнет, воробей не прочирикнет. Редкая птица долетит до середины Днепра!

И вот в один прекрасный день потрошит дед Остап пойманного окунька, как вдруг что-то ему в глаза блеснуло. Смотрит – перстень. Вроде как волшебный. Не иначе какой-нибудь чернокнижник в речку обронил, а окунь сослепу и проглотил. Вот ведь какое счастье привалило деду! Взял он перстень, надел на палец, три раза повернул, и вдруг – о чудо из чудес! – являются перед ним...

Кто, как вы думаете? Два джинна с жуткими мордами? Три великана с дубинами в руках? Василиса Премудрая?

Все не угадали.

Являюсь перед ним лично я сам: в одной руке авторучка, в другой – стакан недопитого компота. И говорю:
– Ну, чего тебе надобно, дед Остап?

А дед честно-откровенно, как на духу, мне отвечает:
– Хватит, не могу больше на острове жить. Что я – Робинзон Крузо какой-нибудь? Зачем ты со мной такие шутки шутишь?

– А для того, во-первых, – отвечаю, – чтобы все тобою восхищались, какой ты ловкий и находчивый.

– Это хорошо. – Дед Остап приосанился, бороду огладил. – А во-вторых?

– А во-вторых, чтобы все поняли, как глупо на крыше огород разводить.

– Чем же глупо? – удивился Остап. – Там и к солнышку ближе, и...

– Помолчи, дед Остап! – оборвал я его строго. – Хоть я тебя и уважаю, но лучше не доводи меня своей самобытностью.

– А что? Я ничего, – смирился дед.

– А в-третьих, я хотел показать, что жить на острове человеку скучно и неудобно.

– И то верно, – подтвердил дед Остап. – Вот я и говорю, надоела мне эта сказка. Придумай какую-нибудь другую, поинтересней.

А я ему на то отвечаю:
– Другую сказку, дед Остап, придумывать мне сейчас недосуг. У меня ещё сегодня телевизор не смотрен и газеты не читаны.

– А раз так, возвращай меня откуда взял! Вертай сказку на начало!

– Это всегда пожалуйста, – говорю. – Ты только мигни.

И не успел дед Остап мигнуть – глядь, он уже обратно у себя в огороде морковку сажает.

Прилетела ворона, села на трубу:
– Кар! Карр!

– Ори теперича, разоряйся! – усмехнулся Остап. – Думаешь, полезу за тобой на крышу? Нашла дурака!