Совместное пребывание в больницеВ «Российской газете» от 30 августа нынешнего года опубликован законопроект «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации».
В статье 47 законопроекта есть предписание, которого не было в прежнем законе. Оно ограничивает возраст детей, родители которых имеют свободное право находиться с ними в больнице:

Одному из родителей (иному законному представителю) или иному члену семьи предоставляется право совместного нахождения с ребенком в возрасте до трех лет включительно в медицинской организации при оказании ему медицинской помощи в стационарных условиях на протяжении всего периода лечения, а с ребенком старше трех лет - при наличии медицинских показаний.

Мне было два года, когда мы переехали в маленький городок в начале уральского предгорья. Там, в резко континентальном климате, я сразу схватила воспаление лёгких, и меня положили в городскую больницу.

Город был совсем чужой, и врачи все незнакомые, и нравы казённо-советские – суровые бюрократические нравы. Словом, мне было два года, и врачи заявили, что меня следует положить в больницу одну, без мамы – и меня положили одну.

Я пролежала там месяц, а когда вернулась из больницы домой, то не разговаривала, словно разучилась. Правда, потом начала. И даже почти всё забыла. И потом – часто болеющий ребёнок – едва не каждый год возвращалась в эту клятую пульмонологию. Когда мне было четыре года, большие двенадцатилетние девицы учили меня умывать лицо обязательно с мылом, время от времени назидательно заворачивая кран, чтобы я, намыленная, поторапливалась. Ещё они рассказывали кошмарные истории про паутинку, висевшую над моей кроватью – будто бы ночью по ней спускается паук и прыгает, понятно же, на меня (оттуда пошла детская привычка спать, укрывшись с головой одеялом).

А больше те девицы, в общем-то, ничего плохого мне не делали. Не бог весть какие муки, верно. Но когда в прошлом году я привезла ночью, в конце ноября, через всю Москву, свою пятилетнюю дочь в дежурную инфекционную больницу, и у неё диагностировали мононуклеоз – и велели мне оставить ребёнка в больнице (прямо сейчас, а вы можете пока вызвать себе такси), - я разом отмотала в памяти эти двадцать с лишним лет, и инстинктивно выпалила: «Нет, это невозможно!»

Потом я слушала, что я ненормальная, что я задерживаю врачей, что я не думаю о ребёнке, и что мне следует написать отказ. Я написала отказ, и нас выставили из приёмного покоя под ноябрьский ливень – милосердно снабдив листком с телефонным номером такси.

Мы дождались такси, и поехали домой; в машине, во втором часу ночи, дочь наконец-то заснула, а назавтра выяснилось, что у неё не мононуклеоз, а ангина.

А я и не знала, что имела тогда законное право настаивать, чтобы меня положили в больницу вместе с ребёнком. Чтобы знать, кто, как и о чём говорит с моей маленькой дочерью. Чтобы помогать, когда ей, больной и температурящей, нужна моя помощь. Чтобы не упустить момент и уточнить диагноз.

Теперь я всего этого сделать не смогу. Право родителей поддержать своего больного малыша оставлено на усмотрение (или на откуп) больницы.

Есть ли для этого аргументы? Они, бесспорно, есть, и называются – деньги. Платите за отдельную палату – и вы будете с ребёнком, купите себе право на поддержку ребёнка, купите своё спокойствие.

И это понятно: больницы не резиновые, а врачи тоже хотят зарабатывать. Но в условиях, когда не выстроена система социального страхования, а нравы немилосердны, дети старше трёх лет превратятся в заложников финансовой состоятельности своих родителей. Причём больные дети, и тогда, когда некому будет их защитить.