Хилэр Беллок (1870—1953) был одним из самых плодовитых писателей начала XX века. Он любил острые высказывания и часто затевал споры с друзьями, высказывая какую-нибудь провокационную точку зрения, и постепенно отступая от своей непримиримой позиции. Когда Беллока спросили, как он так много написал, тот ответил: «Потому что мои дети вечно канючили икру и жемчуга».

Хилэр Беллок (1870—1953) был одним из самых плодовитых писателей начала XX века.

Про Питера Гула

который своей расточительностью довел родителей до разорения.
Часть 1
Был в детстве Питер Гул не гений,
Но и чрезмерных опасений
Не вызывал. По мере сил
Он взрослым правду говорил.
Он не имел дурных привычек,
Он избегал серьезных стычек
С тем, кто сильней. Он славно мог
Раз в месяц выучить урок,
Блеснув умом и интеллектом.
Он лишь одним страдал дефектом:
Он не умел (в двенадцать лет!)
Разумно строить свой бюджет
И пенсы, фунты и гинеи
Швырял на ветер, не жалея
И не считая, чем свою
Отнюдь не бедную семью
Довел почти до разоренья.
Увы, типичное явленье,
Когда семейных драм причина –
Беспутство собственного сына.
И вскоре грянул наконец
Тот страшный день, когда отец
Сего отъявленного мота
Пришел из банка, сняв со счета
Последний пенс. Ломая руки,
Воскликнул он в душевной муке
В ответ на робкий взгляд жены:
"О Боже! Мы разорены!"
Жена сказала не без вздоха:
"Конечно, это очень плохо,
Но, может, фунтов пять иль шесть
У Питера в копилке есть?"
И тут они, взяв острый нож,
Взломали ящичек – и что ж
Предстало взорам их в копилке?
Крючок и пробка от бутылки.
 
Часть 2
Пришлось продать им дом и сад
Всего за тысяч пятьдесят
И с сокрушенною душой
Навек уехать в край чужой.
И где-то чуть ли не в Алжире
(Там в нищете они прожили
Остаток горьких дней своих)
Похоронили вскоре их.
А чем же кончил Питер? Он
(Виновник этих похорон)
Понес такое наказанье,
О коем я без содроганья
Не в силах говорить. Ему
Пришлось столкнуться самому
С необходимостью суровой
(И для него, бесспорно, новой)
ТРУДИТЬСЯ в самом цвете лет,
Чтоб зарабатывать на хлеб.
В какой-то маклерской артели!
С восьми до двух! Пять дней в неделю!
Имея только час-другой,
Чтоб в ресторанчик дорогой
Зайти меж делом и досугом
На скромный ленч со старым другом.

Про Джона

который был лишен богатого наследства, потому что любил швыряться камнями.
Джон Вавассур, забыв про лень,
Швырял камнями целый день
По людям, лошадям и кошкам,
Но большей частью – по окошкам.
(Как подобает знати, Джон
 Любил разбитых стекол звон).* 
И этим милым развлеченьям
Он предавался с упоеньем,
Еще не зная, чтó его
Ждет за такое баловство.
У Джона дядя был родной,
Который каждый выходной
Имел привычку после чая,
Души в племяннике не чая,
О завещанье толковать.
Он знал, как деньги наживать,
Ведь в Сити он для этой цели
Ходил четырежды в неделю.
Отец же Джона (дядин брат),
К несчастью, был не так богат,
Что для отцов весьма типично.
Тогда как дядя самолично
Имел в Бразилии завод,
В Боливии – торговый флот.
Как следует миллионеру,
Владел он акциями в Пéру** , 
Агентством в Рио (на паях)
И землями во всех краях.
И даже дом, где проживало
Семейство Джона, – от подвала
До закоулков чердака –
Принадлежал ему пока.
Но мы займемся завещаньем.
Был текст его составлен с тщаньем
И так звучал: "Согласно с правом
И находясь в рассудке здравом,
Все, что скопил за жизнь свою,
Я после смерти отдаю
В наследство дорогому Джону".
Был соответственно закону
Оформлен этот документ.
А бедный дядя в тот момент
Уже одной ногой в могиле
Стоял, и все вокруг твердили
О том, что, кажется, близка
Кончина дяди-старика.
Он, полностью уйдя от дел,
Весь день на солнышке сидел,
И часто в специальном кресле
Его везла сиделка (если
Был день нежарким) вдоль аллеи
До небольшой оранжереи,
Где в старческий тревожный сон
Обычно погружался он.
И вот, когда он в воскресенье
По своему обыкновенью
Там тихой дремой забывался,
Со свистом камень вдруг ворвался
В окно и дядю прямо в глаз
Ударил. Страшный крик потряс
Окрестности – то бедный дядя
Кричал спросонья: "Бога ради!
Кто это сделать мог?" И тут
Сиделка (а ее зовут
Мисс Чаминг) молвила ехидно:
"То ваш племянник, очевидно!"
"Скорей подать мне из бюро
Текст завещанья и перо!" –
Вскричал старик. Услышав это,
Мисс Чаминг, прямо как ракета,
Помчалась в дом что было сил
И принесла, что он просил.
Тут дядя взял перо сурово
И вместо "Джона дорогого"
Вписал мисс Чаминг, и она
Теперь богата и знатна.

Про Сару Бинг

которая попала на рога быку только потому, что не умела читать.
 
Тому назад немало лет
Бинг Александр был мной воспет.
Но нынче я берусь за лиру,
Чтоб наконец поведать миру
О Саре, о сестре героя.
Она (я этот факт не скрою)
Прочесть к двенадцати годам
Ни слова даже по складам
Не научилась. В то же время
Билл, младший брат любимый всеми
(Ему исполнилось лишь пять),
Вслух Катехизис мог читать.
А Джейн (она чуть старше Билла)
Расина знала и любила.
Но Сара – странная натура!
Культура и литература
Настолько были ей чужды,
Что даже классиков труды
В ней не будили интереса.
И вот, идя домой из леса,
Она наткнулась на загон.
Был аккуратно заперт он
И высоко над огражденьем
Висел плакат с предупрежденьем,
Заметным всем издалека:
"Прохожий! Берегись быка!"
Увы, безграмотная Сара,
Не ведая, какая кара
Ее за изгородью ждет,
Идет бестрепетно вперед.
По счастью, бык в тот день прохладный
Настроен был не кровожадно,
А это (опыт мой таков)
Бывает редко у быков.
Легонько подцепив рогами,
Он бросил Сару вверх ногами
В колючий куст, а сам стоял
И с интересом наблюдал,
Как в тело юной недоучки
Впивались острые колючки.
Урок прошел не без следа.
Отныне Сара Бинг всегда
Подобных бед во избежанье
Плакат любого содержанья
Обходит стороной. Она
Теперь вдвойне убеждена:
Все то, что требует прочтенья,
Сулит большие огорченья.

Про Годольфина Хорна

который был обуян грехом гордыни и в итоге стал чистильщиком сапог.
 
Годольфин Хорн, что с Беркли-сквер,
Был знатен, как наследный пэр,
И он (в связи с происхожденьем)
Взирал на род людской с презреньем.
Он был спесив не по годам.
Он ни за что на свете вам
Не подал бы руки при встрече,
А лишь кивнул бы, вздернув плечи –
О чем, мол, с вами рассуждать!
Смешно и грустно наблюдать
Такие скверные мыслишки
У шестилетнего мальчишки.
А в это время, между прочим,
Король в паже нуждался очень.
И вот Лорд Главный Камергер
(Ума и кротости пример)
Взял свой огромный каталог,
Где значились все те, кто мог
Быть удостоен этой чести,
И стал с любовью, но без лести
(Вот признак истинной культуры!)
Перебирать кандидатуры:
"Так, Уильям Каутс... врожденный грипп...
Билл Хиггс... довольно скользкий тип...
У Д'Эльтона был вздернут дед...
Де Веру слишком мало лет...
Происхожденье Бинга спорно...
Не взять ли молодого Хорна?"
Но на такое предложенье
У всех возникли возраженья.
Исландский принц сказал: "Пардон!
Пусть кто угодно, но не он!"
Вдова наместника Атлона
Пробормотала непреклонно:
"Таких зазнаек нам не нужно!"
(Епископы кивнули дружно).
И даже леди Мери Флуд,
Чьей доброте дивился люд,
Вскричала: "Нет! Мы не хотим
Быть и минуты рядом с ним!"
Лорд Камергер сказал: "Бесспорно,
Я был не прав!" – и тут же Хорна,
Что пал в глазах его столь низко,
Навечно вычеркнул из списка.
Вот так наказан был порок:
Хорн нынче – чистильщик сапог.

Про Матильду

которая сгорела живьем из-за того, что говорила неправду.
 
Всю жизнь Матильда так врала,
Что близких оторопь брала.
В семье ее почтенной тети
(Где испокон была в почете
Правдивость) девочке сперва
Пытались верить раза два,
Но эти робкие попытки
В дом принесли одни убытки.
Однажды (шло уж к ночи дело)
Играть Матильде надоело,
И убедившись, что она
Осталась в комнате одна,
Неисправимая плутовка
Подкралась к телефону ловко
И слабой детскою рукой
Пожарной части городской
Набрала номер. Верных долгу
Пожарных ждать пришлось недолго.
И вот уже со всех концов
Отряды бравых молодцов,
Служебным рвением ведомы,
Спешат к матильдиному дому.
Толпой зевак вдохновлены,
Герои лезут со стены
По лестницам в окно гостиной
И на гардины и картины
Из шлангов тонны льют воды!..
Лишь с помощью солидной мзды
Пожарным тетя доказала,
Что в доме вовсе нет пожара.
Спустя неделю, в день воскресный
На чрезвычайно интересный
Спектакль про миссис Тенкерей
Пойти решила тетя. Ей
Представилось вполне логичным,
Разумным и педагогичным
За ложь Матильду наказать
И на спектакль с собой не взять.
Но только тетя прочь из дома –
Дом сразу вспыхнул, как солома!
Матильда, распахнув окно,
Зовет людей на помощь, но
Вотще кричит она и плачет!
"Девчонка снова нас дурачит!" –
Твердил собравшийся народ.
И к возвращенью тети – от
Матильды и всего жилища
Осталось только пепелище.

Про Генри Кинга

который любил жевать шпагат и безвременно скончался в страшных мучениях.
 
Был Генри счастлив и богат,
Но он любил жевать шпагат.
И вот – ужасная расплата:
Он проглотил кусок шпагата,
Который детские кишки
Связал в тугие узелки.
Все лучшие врачи вселенной
К больному прибыли мгновенно
И, получив по сто монет,
Сказали, что надежды нет
(Болезнь была неизлечимой).
Над сына раннею кончиной
Родители рыдали вслух,
А Генри, испуская дух,
Воскликнул голосом загробным:
"Друзья! Предметам несъедобным
Во рту не место!" Эту фразу
Он произнес и умер сразу.

Про Джима

который убегал от няни и был заживо съеден львом.
 
Жил мальчик Джим. Еще вчера
Была судьба к нему добра.
Ему давали чай с печеньем
И торт с малиновым вареньем,
Ему дарили шоколад,
Ему купили самокат,
Ему часами вслух читали
И даже в зоопарк пускали.
Вот там-то беспощадный рок
Коварно Джима подстерег.
Ты знаешь сам (любой ребенок
Об этом должен знать с пеленок),
Что детям не разрешено
В толпе сбегать от няни. Но
Как раз к таким поступкам Джима
Всегда влекло неудержимо.
В то роковое утро, верный
Во всем своей привычке скверной,
Джим вырвался – и был таков!
Но не успел и двух шагов
Он пробежать, как лев громадный
Набросился на Джима жадно
И начал есть! А ты б хотел,
Чтоб страшный лев тебе отъел
Лодыжку, пятку и носок,
А после – за куском кусок –
Икру, колено, ляжку, голень?
Конечно, Джим был недоволен
И вопль издал настолько звучный,
Что в тот же миг смотритель тучный,
Но доблестный, бегом почти
Примчался юношу спасти.
"Понто! – сказал смотритель строго
(Так звали льва). – Вы слишком много
Себе позволили, друг мой.
Довольно, сэр! Пора домой!"
В ответ на грозный окрик лев,
Свой вкусный завтрак недоев,
Обиженно поплелся к клетке,
Оглядываясь на объедки.
Смотритель к Джиму наклонился,
И взор слезою увлажнился
У старика: из пасти льва
Вернулась только голова!
Ужасно были папа с мамой
Огорчены всей этой драмой.
Смахнув слезу, сказала мать:
"Чего еще могли мы ждать?
Непослушанье – вот причина!"
Отец (он умный был мужчина)
Велел мне рассказать всем детям
О страшной смерти Джима. Этим
Он полагал их убедить
В толпе от нянь не уходить.