Три с половиной года назад случилось мне побывать в Сытьково – довольно большом посёлении неподалёку от Рузы. Интересовала меня сытьковская средняя школа, которой фирма, где я в то время работала, помогла отремонтировать и обустроить классы и гимнастический зал, красочно расписала стены школьных коридоров. Это был, что называется, социальный проект, которые начинали тогда приобретать известное репутационное значение в глазах российских бизнесменов. И вот, с фотоаппаратом наперевес, я приехала в Сытьково и вошла в светлую школу с весёлыми сказочными персонажами по стенам. Меня провели по коридорам и дали заглянуть в классы, где продолжался ремонт. Мне показали двор с аккуратными клумбами, кустами, дорожками, памятником погибшим участникам Великой Отечественной войны и пришкольным огородом. Стоял июль, и на душе у меня, двадцатичетырёхлетней начинающей пиарщицы, было светло, как в этом симпатичном садике.

Поблагодарив завуча, показывавшего мне школу, я вышла на дорогу и побрела к административному зданию, откуда меня должна была забрать машина. Спешить было некуда, торопиться не хотелось, и я незаметно для самой себя оказалась возле зеленовато-серого двухэтажного здания, обнесённого решётчатым забором. Оно было почти напротив школы, немного наискосок и поодаль от дороги. Я стояла у забора и праздно разглядывала дом, который казался необитаемым. В глубине двора показалась женщина и с нею полдюжины хмурых ребятишек разного возраста. «Вам чего?» - спросила она, не подходя к забору. «А здесь что?» - так же неловко и невежливо ляпнула я. «Приют», - ответила она односложно и повернулась спиной. Приют… Я знала про то, что в Сытьково есть приют. Я даже знала, что мы что-то для них делали, но такое незначительное, что не стоило фотографировать. Окликнув женщину и поздоровавшись, я представилась и попросилась войти.

В детстве на меня всегда угнетающе действовал тот особый детсадовский запах, в котором мешалось много всего, но преобладала – так мне казалось – ненавистная тушёная капуста. В сытьковском детском приюте этот запах был незаглушаемым и настойчивым аккомпанементом к бедности. Не знаю, показалось ли это мне после яркого солнца и красочных картинок на стенах сытьковской школы, но всё внутреннее убранство приюта было серым – мучнисто-серым, пыльно-серым. Мне было неловко, как бывает при виде чужой нищеты, смотрела я почти всё время под ноги, и наверное поэтому отчётливее всего запомнила серый обтерханный палас. Воспитатель шла за мной и с какой-то смесью робости, неловкого напора и надежды говорила, что им бы только стиральную машинку, потому что у них ведь на приют всего одна машинка, активаторного типа, а стирать приходится на несколько десятков детей постоянно. Да, говорила я, я скажу, да, обязательно. Сойдя с выщербленного каменного крыльца, я глянула на площадку для прогулок. Стояли там только деревянные веранды, и даже не приближаясь к ним, я видела, что деревянный настил в нескольких местах продавлен. «Ведь прогнило же всё, - говорила идущая рядом со мной воспитательница, - детей туда не подпускаем, ну как провалится нога в дыру, покалечиться могут»…

Возможность покалечиться, провалившись в дыру на детской прогулочной веранде, меня добила. Едва выбравшись за ворота, я набрала номер своего начальника. Этот спокойный умный человек выслушал мой захлёбывающийся рассказ про стиральную машинку активаторного типа, про дыры в настиле садовых веранд, про рассыпающееся крыльцо – и пообещал, что компания этим займётся.

…Совсем недавно мне попалась в Интернете небольшая заметка о сытьковском детском приюте, который, как сообщал автор, за последние несколько лет преобразился, стал уютным и комфортным. Я никогда не отслеживала, имело ли последствие обещание, данное мне тогда по телефону моим начальником, и так и не знаю, была ли связь между моим посещением приюта и дальнейшим развитием событий. Но как же сильно может отличаться судьба двух социальных учреждений, расположенных в одном населённом пункте, через дорогу друг от друга, в зависимости от такого явления, как «шефство». Есть «шефство» или нет «шефства». Как правило, рано или поздно оно появляется. Не владея досконально информацией, я всё же знаю, что у большинства социальных учреждений Москвы и Московской области такое шефство сегодня есть. Тяжелее в провинции. Мне приходилось читать письма директоров детских домов Подмосковья, благодаривших за полностью оборудованные компьютерные классы. И мне довелось читать письмо директора детского дома в Тверской области, благодарившего за отремонтированную кухню, десять лет до того находившуюся в аварийном состоянии. И это – счастливый случай. Десять лет ждали. Целое чьё-то детство. Но вот, явились добрые люди, отремонтировали кухню. Потом, может, и спальный корпус обновят, и классные комнаты. А там, глядишь, и гимнастический зал. А потом, дойдут руки, и компьютерный класс подарят… Только вот насколько велик шанс, что эти необходимые потребности удастся удовлетворить без «шефов», которые неизвестно когда появятся? И как сделать так, чтобы детским домам и приютам в провинции не пришлось ждать десять лет?