В России допетровского времени заботу о сиротах и брошенных детях традиционно брала на себя Церковь, хотя и делала это непоследовательно и бессистемно, более всего заботясь собственно о выживании, чем о воспитании питомцев. Чаще всего призрение детей осуществлялось непосредственно при монастырях и даже при отдельных приходах, хотя известны и случаи более продуманной и масштабной организации приюта для детей. Так, в 1706 году новгородский митрополит Иов создал специальный дом для «найденышков». Но впервые сделал этот вопрос предметом государственных забот Петр I. Его указом 1712 года создание специальных небольших детских приютов («гошпиталей») вменялось тем же монастырям и церковным приходам в обязанность. Таким образом, по сути Петр лишь придал стихийно возникавшим общественным институтам официальный статус. Историки развития воспитательного дела в России склонны объяснять монаршее внимание к проблеме детей, по той или иной причине лишившихся родителей, культурным сломом, сопровождавшим царствование первого российского императора: «Первым плодом тогдашней эмансипации женщин было увеличение числа незаконнорожденных»[1]. В дальнейшем картина рисуется еще более ужасающая: «В царствование Екатерины II, особенно в Москве и Петербурге, беспрестанно попадались мертвые дети на огородах, в лесах, в реках, в прудах, болотах и т. д.»[2]


У дверей приюта. 1874. Грибков С.И.
Грибков С. И. "У дверей приюта" 1874

Но в петровском указе цель создания таких приютов заключалась лишь в том, чтобы уберечь брошенных детей от голодной смерти. Идея сделать из призреваемых детей граждан, полезных для государства, причем в соответствии с требованиями этого государства и под его контролем, идея несомненно рационалистическая по своему духу, могла зародиться только в благоприятную для нее эпоху, т. е. в эпоху Просвещения, которая пришлась в России на период царствования императрицы Екатерины II. Мысль о том, что государство лучше справляется с воспитанием своих будущих граждан, нежели их родители, неоднократно высказывалась как в утопической литературе, так и в социально-политических трактатах, в том числе и в самом радикальном варианте, когда предлагалось отнимать детей у всех без исключения родителей, чтобы затем помещать их в закрытые учебные заведения. Но для того, чтобы приступить к практической реализации идеи создания государственных интернатов, необходимо было соответствующее настроение умов. Видимо, таковым оно и было  в России в 1763 году, когда действительный тайный советник Иван Иванович Бецкой (1704–1795) выступил с инициативой создания Воспитательного дома как первого учреждения в будущей сети институтов, призванных полностью обеспечить процесс воспитания и закрытого образования сирот, незаконнорожденных детей и детей тех родителей, которые по бедности или болезни не могли содержать их и заниматься их воспитанием. Показательно, что идея воспитания, а не только содержания детей была отражена уже в названии учреждения.


Бецкой сам был незаконным сыном князя И. Ю. Трубецкого, но получил хорошее европейское образование и был, несомненно, личностью яркой и незаурядной[3]. Почти сразу по воцарении Екатерины II он стал ее ближайшим соратником и даже советчиком. Дидро называл Бецкого в письме Екатерине II «votre sphinx». Бецкой несомненно обладал важным качеством придворного: способностью внушать монарху идеи, которые властитель постепенно принимал за свои. Один из наиболее ярких и последовательных критиков екатерининской эпохи, князь М. М. Щербатов, называя Бецкого человеком «малого разума», одновременно сравнивал вельможу с «александринским архитектором», «изобразившим» на алебастре имя царя Птолемея, под которым уже на гораздо более долговечном мраморе запечатлел собственное имя: «Так и Бецкой, хотя показывает вид, что все для славы императрицы делает, но не токмо во всех проектах, на разных языках напечатанных, имя его яко первого основателя является, но ниже оставил монархине и той власти, чтоб избрать правителей сих мест, а сам повсюду начальником деспотом был до падения его кредиту»[4]. Действительно, есть все основания полагать, что и манифест об учреждении Воспитательного дома, и прочие документы, подписанные императрицей, составлял Бецкой. Но вряд ли это было бы под силу человеку «малого разума».


Воспитательный дом в Москве
Воспитательный дом в Москве. Дореволюционное фото

Бецкому принадлежит целый ряд проектов создания и реорганизации учебно-воспитательных учреждений разного рода (таких как Воспитательное общество благородных девиц — Смольный институт — в Санкт-Петербурге и Екатерининское училище в Москве, Сухопутный шляхетный кадетский корпус и Академия художеств), но проект создания Воспитательного дома, пожалуй, может быть признан наиболее масштабным и амбициозным. Во-первых, предполагалось не реформирование уже имеющегося института (как это было, например, в случае с Академией художеств), а создание принципиально нового для России типа учреждения. Во-вторых, система Воспитательных домов в России должна была, по замыслу ее творца, включать в себя не только сами приюты, но и целую сеть сопутствующих институтов, от родильных домов и госпиталей до ремесленных мастерских и ссудных касс. И наконец, в-третьих, Воспитательный дом должен был стать местом формирования нового типа людей, так называемого третьего сословия, причем специфика этого сословия должна была определяться не только по признаку профессиональной принадлежности к разряду «купцов, художников, торговщиков и фабрикантов»[5], но и по самой идеологии. В существовании в стране третьего сословия, свободных людей, живущих своим трудом, в том числе интеллектуальным, Бецкой видел залог нравственного возрождения всей нации. Первоначально предполагалось, что становление этой но  вой генерации третьего сословия будет совершаться в замкнутом кругу, и только после того, как вырастет несколько поколений бывших воспитанников, их влияние начнет распространяться на остальных, идеологически не развитых представителей того же, стихийно складывавшегося, сословия, а затем и на всех остальных: «…надеяться можно, что вышедшие… из онаго Дома обоего пола люди не только заобычайной уже им трезвой и трудолюбивой жизни своей не оставят, но еще и детей своих равным образом воспитывать станут; и в других примером своим к подражанию тому же охоту возбудят, а по умножении и по рассеянии таковых в обществе может со временем последовать счастливая перемена во нравах и склонностях всей той части народа, к которой они принадлежать будут»[6]. Возможно, в дальнейшем Бецкой даже ожидал постепенного формирования нового типа людей, стоящих выше сословных предрассудков[7]. Не случайно автор проекта так настаивал на том, чтобы выпускники Воспитательного дома оставались вольными: «Все воспитанные в сем Доме обоего пола, и дети их, и потомки в вечные роды останутся вольными и никому из партикулярных людей ни под каким видом закабалены или укреплены быть не могут…»[8] После выпуска питомцы должны были получать паспорт, который необходимо было ежегодно продлевать, потомки же их уже имели бессрочный паспорт. Более того, бывшим питомцам Воспитательных домов было запрещено вступать в брак с крепостными, но если по разрешению помещика или обманом такой брак все же заключался, то супруг или супруга выпускника Воспитательного дома должны были получить вольную. Впрочем, этот вопрос был одним из самых болезненных и спорных. Поэтому, в частности, почти сразу после открытия московского Воспитательного дома было принято решение не принимать детей от крепостных (что, впрочем, противоречило правилу анонимного приема).


К моменту открытия Воспитательного дома в Москве Бецкой подготовил несколько документов, отчасти повторяющих друг друга, где изложил основные принципы содержания детей в таких заведениях. Прежде всего это краткое «Предварительное объяснение предметов воспитания, распоряжений для успеха оных и порядка управления» и обширное «Генеральное учреждение о воспитании обоего пола юношества…», включавшее подробное описание всего проекта и начинавшееся с письма, адресованного императрице. Уже в этом письме воспитание рассматривается как решающий фактор формирования высоконравственной личности. В опубликованном в 1789 году «Генеральном учреждении…» сразу за этим письмом следовала гравюра, изображавшая ребенка, обнимающего за шею льва, с надписью: «Воспитание укрощает нравы». Воспитательные стратегии, изложенные Бецким, во многом остаются актуальными и по сей день. Отчасти это объясняется тем, что именно в XVIII веке были заложены основы современной педагогики. Один из исследователей воспитательной системы Бецкого отметил, что основными механизмами воспитания в создаваемых учреждениях должны были стать «желание чести» и «стыд»[9]. Опираясь на понимание психологии ребенка, склонного к подражанию, Бецкой предлагал воспитывать детей положительным примером и одновременно «удалять от слуха и зрения все то, что хотя тень порока имеет»[10]. Вводился в практику соревновательный принцип; вопреки распространенным приемам воспитания с помощью нравоучений предполагалось воспитание в игре. Всячески подчеркивалась связь физического состояния ребенка с его нравственным развитием: рекомендовалось днем запирать спальни, чтобы дети не могли лежать и предаваться лени и праздности, а больше находились на улице и в движении, потому что «леность, уныние и грусть» — «предшественники дурных нравов»[11]. Категорически осуждались телесные наказания, взамен которых предлагалось наказывать детей «выговором и охуждением»[12]. Особое внимание уделялось воспитанию трудом. Вопреки существующему заблуждению, макаренковский тезис о трудовом воспитании был выдвинут задолго до советской эпохи: «…праздность — мать всех пороков, а трудолюбие — отец всех добродетелей»[13], — писал Бецкой. В письме 1796 года, обращенном к Опекунскому совету, императрица Екатерина рекомендовала на основные воспитательные должности «…определить людей, провождающих жизнь во всех обстоятельствах соответственную тому положению, к каковому предопределяются воспитанники, дабы они из примера их приуготовили себя не к роскоши, а к рукоделию и трудам, и для того всем им назначить жалованье на безбедную, а не на роскошную жизнь; для лучшего же примера воспитанникам нужно бы иметь надзирателей и надзирательниц и других, при них находящихся, людей ремесленных, как-то: портных, швей разных, то есть золотом, шелком, чулочниц и прочих тому подобных, чтоб дети с самого младенчества, не приступая еще к рукоделиям, видя своих приставников, обращающихся всегда в оных, почитали их необходимыми»[14]. В данном случае воспитатели преследовали и практическую цель — приучить детей к тому виду труда, который должен был обеспечить их дальнейшее благополучие. Поэтому минимальная образовательная программа (Бецкой был сторонник обучения «легкого и естественного»[15]), в которую входили арифметика, география, рисование, домоводство, Закон Божий и иностранный язык, считалась дополнительной «сверх разных ремесел и рукоделий, которые надлежит почитать за основание»[16]. При Воспитательном доме планировалось создать сеть ремесленных мастерских и лавок, где воспитанники могли бы работать и продавать плоды своего труда.


Московский воспитательный дом. Современный вид
Московский воспитательный дом. Современный вид

Бецкой не скрывал того факта, что многие воспитательные идеи были им заимствованы из трудов известных философов, педагогов и педиатров, и даже выделил в отдельную главу «Краткое наставление, выбранное из лучших авторов с некоторыми физическими примечаниями о воспитании детей от рождения до их юношества». Основные источники заимствований выявлены А. С. Лаппо-Данилевским[17]. Так, сама идея возможности создания нового типа людей посредством правильного воспитания была высказана К. А. Гельвецием (трактат «О разуме»), полагавшим, что ребенок являет собою «чистый лист», который взрослые могут  заполнять по своему усмотрению. Бецкой, несомненно, разделял эту точку зрения, противопоставленную теории «врожденных идей» Ж.-Ж. Руссо (сформулированной главным образом в романе «Эмиль, или О воспитании»), согласно которой в человека изначально вложены добрые качества, которые могут развиваться или вытесняться в зависимости от среды его обитания. Влияние общества на формирование человека Руссо считал пагубным, и потому, в частности, был против закрытых учебных заведений как замкнутых на себе мини-сообществ, способствующих развитию типичных человеческих пороков. Очевидно, что, создавая закрытое учебное заведение, Бецкой не мог во всем следовать теории Руссо. Но в рассуждениях Бецкого о необходимости естественного воспитания в игре, в процессе интересующих ребенка занятий, с учетом его темперамента и индивидуальных склонностей, заметны отклики на некоторые руссоистские идеи. В то же время, говоря о необходимости тесной связи умственного, физического и духовного развития, Бецкой прямо ссылается на «Мысли о воспитании» Джона Локка (первый перевод этого трактата на русский язык был осуществлен в 1759 году). Наконец, вслед за Дидро, Бецкой отстаивает идею женского образования: «Но мы, мужчины, столь тщеславимся превосходством в крепости сил своих, столь горды и при том столь упрямы и неправосудны, что и в приобретении наставлений, к просвещению разума потребных, препятствуем такому полу, которому мы… за все одолжены»[18]. Следует отметить, что попытка согласовать все лучшее, что было к этому моменту сформулировано европейскими философами в области воспитания, привела к некоторой непоследовательности изложения. Поэтому нельзя не согласиться с утверждением А. С. Лаппо-Данилевского: «Бецкой обнаружил большую восприимчивость к ходячим идеям своего века, но не без ущерба продуманности и логической ценности своих рассуждений»[19]. К тому же вопросы воспитания перемежались наставлениями в области гигиены, где Бецкой развенчивает одни ложные убеждения (например, доказывая, что «…жесткий тюфяк, укрепляя тело, не может повредить душу»[20]) и поддерживает другие (в частности, запрещая принимать в Воспитательный дом рыжеволосых кормилиц).


Манифест об учреждении Императорского воспитательного дома в Москве[21] «общим подаянием» был обнародован 1 сентября 1763 года. Его торжественное открытие, сопровождаемое крестным ходом, произошло 21 апреля 1764 года. Первые принятые в Дом младенцы, которых политкорректно именовали «несчастнорожденными», получили имена Екатерина и Павел. Прием детей должен был осуществляться анонимно, причем принимали детей как законных, так и незаконных, как по сиротству, так и по бедности и болезни родителей. Приносящий ребенка не обязан был объявлять себя и мог, по желанию, сообщить сведения о крещении и имени младенца. Если же информации о крещении не поступало, ребенка крестили и заносили в специальную регистрационную книгу, после чего его поручали кормилице.


Воспитательный дом не получал государственного финансирования и должен был существовать на пожертвования, но имел различные льготы — в частности, он был освобожден от уплаты пошлин при заключении контрактов, имел  дозволение беспошлинно покупать и продавать земли и дома, заводить фабрики, устраивать лотереи и получать четверть от доходов с театральных представлений, балов и игорных предприятий.


Но благие начинания устроителей Воспитательного дома не вынесли столкновения с жизненной реальностью. Штат служащих не справлялся с потоком поступающих детей. Один из первых биографов Бецкого с сожалением констатировал: «Поступавшие в Воспитательный дом дети, вообще говоря, умирали в немалом количестве, оставшиеся в живых далеко не получали того воспитания, какое предполагал им дать учредитель дома; они не делались полезными гражданами, не составили собою третий чин в государстве»[22]. Смертность детей в первые годы существования Дома была чрезвычайно высока. Так, в 1764 году из 523 поступивших воспитанников умерли 424, а в 1765 году — 598 из 892[23]. Поэтому с 1768 года было решено отдавать детей на воспитание в деревни. Официальная статистика свидетельствует о резком снижении процента смертности после 1768 года, но, к сожалению, это означало лишь, что «смерть последовала за детьми в деревню»[24]. Тем не менее в 1770 году было принято решение об открытии Петербургского отделения Императорского Воспитательного дома. Вскоре были открыты Воспитательные дома и в некоторых других крупных городах.


Воспитательный дом довольно скоро стал местом многочисленных злоупотреблений, которые особенно участились в последние годы жизни Бецкого. Детей принуждали много работать, а изготовленные ими вещи продавались за бесценок. Впрочем, эти злоупотребления иногда разоблачались. Одним из самых громких скандалов стало дело некоего надзирателя петербургского Воспитательного дома Книпера: «Опекунский совет нарушил контракт и отобрал от него всех питомцев и питомиц по следующим причинам: Книпер не уплачивал положенного жалования питомцам, до крайности плохо кормил и до того плохо отапливал здание, что питомцам приходилось выносить страшную стужу и даже, как об этом упоминалось в документах, Книпер торговал питомицами и приучал их к развратной жизни»[25].


Павел I, взойдя на престол, передал управление Воспитательным домом своей супруге, императрице Марии Федоровне, которая в значительной степени реформировала все воспитательную и, главным образом, образовательную систему. Об этом свидетельствует ее письмо в Опекунский совет: «Желая сделать воспитание питомцев Воспитательного дома сколь возможно полезнейшим как для них самих, так и для государства, я считаю нужным постепенно преобразовать оное и обратить внимание на обучение воспитанников наукам, распространяя оное на большее число предметов, нежели сколько было до настоящего времени, и усовершенствовать их в тех первоначальных сведениях, которым они нынче обучаются, дабы со временем могли они приобрести познания в хирургических, медицинских и аптекарских науках»[26]. Можно утверждать, что при Марии Федоровне система Воспитательных домов пережила свой расцвет. Глядя на вещи гораздо практичнее своих предшественников, она заботилась не столько о создании нового сословия, сколько о нуждах конкретных воспитанников, будущих граждан,  которым нужно было дать не только духовное воспитание, но и профессию, соответствующую их интересам и могущую их прокормить в дальнейшем. Поэтому было введено разделение воспитанников по способностям. С 1807 года заведены два так называемых «латинских» класса, в которых изучали медицину. С 1812 года — еще два параллельных класса, готовивших воспитанников к гражданской службе и преподавательской деятельности. Так как обучение стало более специализированным, создан был отдельный класс для девочек, будущих учительниц, а затем отделение повивального искусства. В 1827 году был даже открыт музыкальный класс, готовивший учителей музыки. Срок обучения для обоих полов теперь составлял 11 лет, после чего следовал год практики и шесть лет обязательной службы. При поступлении в Воспитательный дом на имя воспитанника в Сохранную казну помещалась определенная сумма (из года в год она менялась), и если обязательная служба проходила успешно, то по ее окончании воспитанники получали из Сохранной казны денежное пособие с процентами. Об успехах этих преобразований можно судить по тому, что в 1826 году образование, полученное в Воспитательном доме, было приравнено к курсу гимназии, т. е. воспитанники могли поступать в университет или на гражданскую службу, а также становиться фельдшерами или садовниками. Но все это, конечно, касалось только того небольшого процента детей, которые оставались в самом Воспитательном доме, а не отправлялись в деревни, так как, несмотря на существование целого штата служащих, которые должны были осуществлять контроль за воспитанием детей в деревнях, надзор этот проводился непоследовательно и недостаточно тщательно, а возможностей для получения образования в деревнях вообще не предоставлялось.


Василий Калистов Ревизия питомцев воспитательного дома 1866
Василий Калистов "Ревизия питомцев воспитательного дома" 1866

Мария Федоровна ввела также практику платы за принесенного младенца (впрочем, вскоре оставленную), и уже с 1803 года давала разрешение на усыновление детей из Воспитательного дома, что, естественно, противоречило принципу закрытого воспитания Бецкого, хотя воспитанников Дома по-прежнему поощряли к брачным союзам внутри своего сообщества, чему способствовала введенная с 1806 года выдача приданого для воспитанников, вступающих между собою в брак.


Николай I продолжил разрушение всего, что было создано Бецким, но уже гораздо менее деликатными методами. Сначала приняв Дом под собственное покровительство, он впоследствии передал управление императрице Александре Федоровне, но продолжал следить за положением дел, постоянно принимая меры по реформированию Воспитательных домов, большей частью противоречащие первоначальному замыслу устроителя. Так, в 1834 году «смежное расположение мужского и женского отделений» было признано вредным «для нравственного воспитания»[27], поэтому, например, в Петербурге женское отделение перевели в Гатчину.


Тем временем состояние Воспитательных домов ухудшалось. Из-за плохих условий содержания и скученности детей нередко случались эпидемии. Причин тому было много, некоторые вполне объективные, как, например, та, на которую указывает В. А. Голицынский: «Есть однако одно обстоятельство, которое вероятно действовало неблагоприятно, но влияние которого обнаружить трудно: это открытие новых линий железной дороги от Москвы до Нижнего Новгорода, Троице-Сергиевой лавры и Коломны. Эти линии не могли не сделать длиннее того района, из которого младенцы доставлялись в Дом»[28]. Общественное мнение по  степенно настраивалось против Воспитательных домов: «…по мнению некоторых, Воспитательные дома, прикрывая следствия порока, потворствуют безнравственности; из этого выводят смелое заключение, что учреждение Воспитательных домов не должно быть допускаемо»[29]. Наконец, в 1837 году Николай I издал указ об обращении всех учебных классов Воспитательного дома в Институт для образования сирот военных и гражданских обер-офицеров исключительно[30] и переводе всех имевшихся на тот момент в Воспитательном доме питомцев «в деревенское сословие». Это означало, что все без исключения воспитанники отправлялись в деревни, чтобы там, по достижении совершеннолетия, стать «вольными хлебопашцами». На практике многие из них, в силу материальных обстоятельств, вскоре оказались в крепостной зависимости. Таким образом, указом Николая I идея Бецкого была окончательно уничтожена.


Тем не менее Воспитательный дом как общественный институт не прекратил своего существования, и детей по-прежнему отправляли кормилицам в деревни. О том, чтобы дать этим детям первоначальное образование, вновь зашла речь только в 1870-х годах, но цели при этом преследовались уже совсем другие.


Проект Бецкого был, бесспорно, обречен на поражение вследствие его нежизнеспособности и несомненной «эксцентричности»[31]. Тем не менее он представляет собой интереснейший образец реализации рационалистической утопии, столь характерной для XVIII столетия.  


[1] Краткий исторический очерк Императорского Московского воспитательного дома /
Составлен В. Красуским. М., 1878. С. 5.

[2] Там же. С. 6.

[3] Подробнее биографию Бецкого см.: Майков П. М. И. И. Бецкой. Опыт биографии. СПб., 1904.

[4] Щербатов М. М. Собрание сочинений. Т. II. СПб., 1896. Стлб. 231.

[5] Бецкой И. И. Генеральный план Императорского Воспитательного дома и госпиталя //
Собрание учреждений и предписаний касательно воспитания в России обоего пола
благородного и мещанского юношества. Т. 1. СПб., 1789. С. 273.

[6] Бецкой И. И. Генеральный план Императорского Воспитательного дома и госпиталя.
Предуведомление к читателям // Собрание учреждений и предписаний… С. 89–90.

[7] А. С. Лаппо-Данилевский предположил, что за часто упоминаемым Бецким «терпением»,
как достоинством истинного гражданина, стоит усматривать кальку с французского tolerance
(Лаппо-Данилевский А. С. И. И. Бецкой и его система воспитания. Отзыв о сочинении
П. М. Майкова «Иван Иванович Бецкой. Опыт биографии». СПб., 1904).

[8] Бецкой И. И. Генеральный план Императорского Воспитательного дома и госпиталя.
Предуведомление к читателям. С. 138.

[9] Лаппо-Данилевский А. С. Указ. соч. С. 19.

[10] Бецкой И. И. Предварительное объяснение предметов Воспитательного дома, распоряжений
для успеха оных и порядка управления // Собрание учреждений и предписаний … С. XIII.

[11] Там же. С. IX.

[12] Там же. С. XV.

[13] Там же. С. IX.

[14] Материалы для истории Санкт-Петербургского Воспитательного дома. СПб., 1878. С. 8.

[15] Бецкой И. И. Предварительное объяснение… С. XX.

[16] Там же. С. XXII.

[17] Лаппо-Данилевский А. С. Указ. соч. С. 29.

[18] Бецкой И. И. Генеральный план… С. 225.

[19] Лаппо-Данилевский А. С. Указ. соч. С. 29.

[20] Бецкой И. И. Предварительное объяснение… С. IV.

[21] Первоначально предполагалось открыть Воспитательный дом в столице, но потом реализация
проекта перенесена была в Москву как из-за центральности ее расположения, так и потому,
что в Москве жили основные предполагаемые благотворители.

[22] Майков П. М. Указ. соч. С. 183.

[23] Драшусов В. Предисловие // Материалы для истории Императорского Московского
воспитательного дома. Вып. I. М., 1863. С. 64.

[24] А. Я. Воспитательный дом // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. VII. СПб.,
1892. С. 277.

[25] Материалы для истории Санкт-Петербургского Воспитательного дома. С. 7.

[26] Там же. С. 15.

[27] Материалы для истории Санкт-Петербургского Воспитательного дома. С. 43.

[28] Голицынский В. А. О болезнях и смертности грудных детей // Материалы для истории
Императорского Московского воспитательного дома. С. 64.

[29] Голицынский В. А. Указ. соч. С. 41.

[30] Впоследствии эти классы отчасти послужили основой для создания новых учебных
заведений.

[31] Краткий исторический очерк Императорского Московского воспитательного дома. С. 144.