Частенько вспоминая свое детдомовское детство, одним большим куском вспоминаю лето. Пионерские лагеря. Их было более сорока - один за одним, меняя названия, они были похожи, одинаково структурированы. Утро похоже на утро в каждом лагере, вечер на вечер. Но так как лагерей было очень много, то эта многость не дала эффекта в будущей жизни. Лично для меня это была возможность уйти из желтых стен детского дома, войти в новую жизненную обстановку - как сейчас понимаю, совершенно бесполезную для моего жизненного образования. Да, из детского дома мы выезжали, были в новой среде, но также жили в своей детдомовской стайке, особо не пускаемыми в домашнюю среду. Нас даже держали в отдельном отряде, и все в лагере знали, что тут живут «инкубаторские» или «баторские». К ним лучше не лезть. Так нас называли, да и мы себя так называли, потому что мы ими и были. Мы не обижались, это даже давало некое преимущество, но исключительно для отстаивания собственных прав. «Инкубаторский» - значит жестокий. Нас боялись, о нас говорили всякое, с нами не дружили, нас старались избегать, даже на футбольном поле нам безвольно проигрывали.
Уже сейчас, спустя тридцать лет я понимаю: мы так и не переставали быть детдомовскими даже там, где была возможность побыть «другими детьми», - не получалось, не умели, не знали как, да и не хотели. Изгою трудно быть не изгоем, когда ему везде напоминают об этом. Жизненный распорядок в лагере был достаточно скудный и примитивный: подъем, зарядка с физруком, стоящем на теннисном столе, завтрак и все. Мы носились по окрестностям, купались без разрешения в реке, играли в футбол, и так двадцать четыре часа в сутки. Мы ничему не учились, а могли бы. Мы обдирали соседские сады, нас ловили, журили, но в детский дом отправляли только тогда, когда у кого-нибудь из домашних появлялся лиловый синяк и приезжающие на «родительскую субботу» родители просили убрать «это» из лагеря. Тогда нас сажали на автобус и вывозили в детский дом, где нас тут же перевозили в другой детский лагерь. Благо тогда их было много.
Если сложить в общую корзину наше участие в самих себя, будет полная корзина дырок от бубликов. Все спрессовывается в один большой день - подъем, зарядка физкультурника, стоящего на теннисном столе, бег, не более. А ведь как много можно было бы сделать тогда для нас, приезжающих их детских домов, в которых мы тоже не учились, бегали и играли в футбол. Спустя время я ощутил дикую нехватку знаний, умений, навыков, компетенций. Это часто приводило в ступор: сидя в общаге, стараешься всеми силами не выходить на улицу, в мир, где жизнью расставлены жестокие грабли. И где в тот момент взять те знания, за которые можно было зацепиться? Ощупывая прошлое, имеешь в жизненном портфолио только то, о чем написал выше. Но этого оказалось так мало. Три месяца интенсивной образовательной жизни спрессовались бы в десть лет жизни и обучения в детском доме. Это было бы так спасительно, но...
Сейчас, зная о таких жутких образовательных и адаптивных провалах сирот, мы проводим детский адаптационный лагерь «Желтая подводная лодка», где дети-сироты ищут новую жизненную самоиндификацию. Где из «баторских и инкубаторских» они становятся матросами своих жизней. Командирами корабля своей судьбы. Они учатся преодолевать жизненные шторма и штили через личностное и командное понимание. Ищут ответы на разные сложные и простые вопросы. Они учатся быть другими детьми. Сводят наколки, бросают курить и начинают задумываться о дне завтрашнем. Простые вещи, такие как приготовление еды, сервировка стола, умение избегать конфликтов и искать партнерство так важны для них. Когда жизнь встанет в полный рост перед ними, они будут знать, что у них есть знания, умения, позволяющие решать любые жизненные вопросы. Эти знания можно заложить в них и в детском доме и на летнем отдыхе. Заложить понимание, что танцами и купаниями на реке не будет возможности устоять в соблазнах и трудностях жизни. Заложить желание получить хорошее образование и работу. Мы посчитали, что за время пребывания в нашем лагере всего за полторы недели сироты получали более ста пятидесяти образовательных часов. В детском доме часов по привитию адаптивных навыков меньше на порядок, просто персоналу это делать некогда. Да и некому. Значит, мы много успели дать для их житейского будущего, застраховали их знаниями. Получается, что можно за время летнего детдомовского загула и разгула дать детям то, чего они не получают в рамках сиротских учреждений. Возможно, это становится и толчком к тому, что, вернувшись в детский дом, ребенок уже не будет таким, каким он оттуда уезжал. Он станет настоящим матросом, я в это свято верю. А вы?
PS.Однажды рядом с нашим лагерем оказался детский спортивный лагерь, где тренировали юных боксеров. Меня, стоящего у забора, подозвал тренер и дал мне перчатки. Потом я бил по лапам, стоял в парах с другими детьми. Они не знали, что я из детского дома, они обращались со мной на равных. Я скрывал от остальных, что хожу на секцию бокса. Так как все носились везде и всюду, я приходил на тренировки к соседям. Тренер знал, что я детдомовский, и относился ко мне, как к остальным. Не выделяя. Спустя годы, продолжая заниматься боксом, я испытываю признательность тому тренеру, который заметил меня, стоящего у забора, и дал мне знания.
Гезалов Александр,
Руководитель проекта детского адаптационного лагеря для детей-сирот
«Желтая подводная лодка»