В саду на траве под яблоней лежат старые бревна. Если пройти мимо них, то окажется, что они густо покрыты красно-коричнево-черными бабочками. Бабочки вспорхнут и закружатся, а потом снова сядут на бревна, потому что на них хорошо маскироваться.



На бабочек идет охота. Не настоящая, а игрушечная. В охоте принимают участие мальчик Тимофей и кот Мур. Кот бы полежал, конечно и погрелся на солнышке, но Тимоша мыслит иначе. Он бежит с котом на руках, а потом кидает его на траву, рядом с бревнами. Кот приземляется и поднимает в небо рой бабочек. Тимоша хохочет и ловит кота. Потом игра продолжается снова. Наконец коту это надоедает и он удирает в сторону дома, пока Тимофей весело хохочет, глядя вверх сквозь ветки деревьев.

Я точно знаю, что Оксанка очень хотела ребенка. Запомнилось это со свадьбы, где кто-то объявил самое заветное желание невесты. Свадьба была замечательная! Летели в небо пара белых голубей, украинские мальчики танцевали зажигательную лезгинку, запавшую в их сердца в одном из походов в Грузию.

Сначала Оксана меня побаивалась, но потом, раззнакомившись и расслабившись, как-то доверилась мне, и стало нам обеим от этого доверия проще и теплее.

Беременность эта была местами тернистая. Частично из-за обычной материнской тревожности, потому что свойственно нам, женщинам, тревожиться заранее и печалиться о том, чего может совершенно и не произойти никогда.

Рожать они собирались у нас в роддоме. Помню, что это была среда. Потому что я ждала на смену себе Стасика.

Оксану, приехавшую с чем-то вроде предвестников, из роддома уже не отпустили, потому что на осмотре стало понятно, что ребенок родится в самое ближайшее время.

Помню картинку из окна старой ординаторской, выходящей на улицу и церковь: Оксана наматывает круги вокруг роддома. Много зелени, людей, и справа видны золотые купола храма. В праздники и воскресенья там бьют в колокола. И все, кто просто проходит рядом, становится причастным к величественному, как бы исходящему из глубины веков звуку.

Действия — всегда впечатляют. В тот теплый июньский день было солнечно и тепло. Лето раззадорило людей, и все они двигались в каком-то быстром ритме.

Когда у нас только начинались партнерские роды, то не все восприняли это с радостью и пониманием. Но, к счастью, главный врач оказалась женщиной прогрессивной и деятельной, и спустила она директиву сверху: все, кто хочет вести партнеров в роды, — их может вести. Так и переучились наши работники — кто с радостью, кто скрепя сердце, а кто и с безразличием. Но как бы то ни было, родзалы были переоборудованы, сделали в них ремонт, и вот все чаще стали появляться там счастливые молодые отцы. Вид у них был самый разный, но их принимали, все показывали, помогали и поддерживали. А потом уже перестали удивляться, попривыкли и улыбались тем папам, которые приходили к нам уже второй раз. Прямо как родным радовались.

Родзал — место особенное. Тут начинается очень многое. И многое заканчивается. Переход, одним словом. Зашли мы туда все вместе: две Оксаны, одна из которых доктор, потенциальный папа Андрей и я.

Папа слегка в шоке, но я не обращаю на это внимание. Вот они обустроились. Тут пройдут несколько самых удивительных и ответственных часов в их жизни.

Окно открыто на проветривание. Солнце ушло в другую сторону роддома, нет уже такой жары. Слышно, как вдали едет поезд.

Сначала все спокойно, и схватки медленно нарастают во времени. Длиннее, еще дольше. Мы с доктором выходим, оставляя беременную пару в родзале.

Ординаторская в родзале маленькая. В ней стоит диван — это место для ответственного дежурного, где он может принять горизонтальное положение, а если удастся, и поспать. Рядом акушерки пьют чай и ужинают. Двери открыты, и общая картина родзала слышна.

Роды — удивительная штука. Так и не понятая до конца и каждый раз новая, непредсказуемая. Можно выучить биомеханизм и наблюдать его, можно знать, что, как и почему бывает чаще, но нельзя дать никакого прогноза.

Сколько существует человечество — столько существуют роды. Меняются теории, способы и места родовспоможения, но остается перед лицом родов некоторый страх и трепет. Как тесно оттого, что мы ограничены сейчас протоколами, историями родов и диссертациями на тему, как правильно участвовать в этом процессе! Какое счастье, что есть правила, открытия и методы, не позволяющие теперь умирать матерям и младенцам так часто, как это было на протяжении многих веков.

Через некоторое время Оксане становится больно.

Да, роды — это больно, констатирую я, но терпимо. Текут воды. Человек проводит целых 9 месяцев в воде. Теперь пора на сушу. На схватках они ходят по палате кругами, а между схватками Оксана пытается отдыхать. Андрей ходит за ней со штативом. В коридоре родзала, на кушетке лежит пила. Что тут делает пила? :)

Роддом полон всяких историй, потому что его составляют люди. Со своими радостями и трагедиями, мыслями, трудом, переживаниями и привычками. Но почему-то все мы собрались в этом месте, такие разные. Это место, с его чудом в центре, объединило нас всех.

Ведут себя хорошо. Я надеюсь, мои советы, дававшиеся в разной обстановке на протяжении беременности, все же легли в подсознание и всплывают теперь в нужном пространстве-времени. О, сколько всего было рассказано, переговорено, прочитано и записано. Но сейчас, на пиках боли, когда новая жизнь прокладывает себе неведанную доселе дорогу, в голове рождающейся матери есть некое марево, не дающее, к счастью, включить сознание полностью и до конца.

Понимаю, что Оксана молится. И я помолюсь вместе с ней. В такие минуты я думаю, что как прекрасно, когда тот, кто сейчас рядом и может тебе помочь, такой же как и ты. Молимся мы обе Пресвятой Деве Марии… Когда-то на курсах в Донецке отец Никита рассказывал моим беременным девушкам историю, полную грусти и какого-то одиночества, — о том, что Христос пришел на такую Землю, где не было Ему даже места в гостинице. Мне кажется, что нужно смотреть на историю этого Рождения несколько по-другому. Разве был такой дом, который бы вместил рождающегося Христа?

- Оксана, выдохни боль! — мои слова она слышит и кивает с закрытыми глазами. Вот и хорошо. Расслабься и дай мышцам возможность не бороться с тобой.

- Дышим и расслабляемся на выдохе. Пусть все стекает вниз.

Андрей поддерживает ее, как может, и периодически смотрит на меня, ища поддержки и одобрения. Я улыбаюсь и киваю ему. Все хорошо. Вы прошли уже кусок пути. Просто последний кусочек — самый сложный. Так всегда бывает. Но в конце откроется второе дыхание.

Сидим в акушерской ординаторской и пьем чай. Роддом живет сутками. Они начинаются и заканчиваются в 9 утра. Да, наши сутки другие. Самые сложные часы в сутках начинаются с трех утра. Человеческая усталость дает о себе знать. Но в самом сердце родддома — в родзале — усталость бывает в любое время наших особенных суток, потому что роды — процесс непредсказуемый и мало поддающийся контролю и временным рамкам.

Прибегает Андрей и сообщает, что, кажется, потуга была. О, если бы ты себя видел, дорогой! Какое смешение чувств сейчас у тебя на лице. Мы идем в палату, чувствуя, что время, когда этот младенец появится на свет, уже совсем близко. Не остави мене, Господи Боже мой, не отступи от мене!

Смотримся. Полное раскрытие. Сумерки. Я люблю сумерки. Теперь надо дать возможность головке опуститься . Уже не отхожу далеко. Почему-то мне кажется, что женщина рядом ей сейчас не помешает. Ее тужит, но еще рановато. Выключаем свет. Еще немного, моя девочка. Пусть тебя ничто не отвлекает. Полчаса. Как тянется время. Длинные и тяжелые минуты. Как в непогоду. Давящие и тяжелые. Медленное время и боль.

- Выдохни, Оксана. Давай попробуем.

Учимся тужиться. Лучше всего получается с моей рукой на животе. Тогда понятно, что надо выталкивать. Головка врезывается.

Яркий свет лампы в родзале. Время пришло. Все, начинаем тужиться.

Господи, помоги нам! Красивая акушерка Лена. Мне нравятся спокойные люди. Мне кажется, что она всегда улыбается, а еще мне кажется, что родзал и потуги действуют на людей несколько специфично. Причем на всех. Но мы все придем в себя, когда будет надо. Так всегда бывает.

Тужится она слабо. Оксана! Соберись! Ребенок начинает страдать!

- Вдох и потужилась! Главная в родах — акушерка. Все слушаются ее команд.

Доктор Оксана слегка помогает, я складываю уставшую Оксану, потому что, закидывая голову назад, ребенка она не вытужит.

Родилась головка. Тужся, Оксана! Не теряй времени! Старайся, потому что никто не может сейчас тебе помочь так, как ты сама. Нельзя прожить чужие роды. Выводят плечики. Выскальзывает тельце. Плюх. Не кричит. Движение по спинке рукой. Обсушиваю его. Еще движение. Очищаю ротик от слизи. Вдох. Слава Тебе Господи! Он дышит.

Вдох и крик. С Днем рожденья дорогой! Радуйтесь, новоиспеченные родители! 22:10. Родился человек в мир! Боже мой, какое это чудо и сколько эмоций, переполняя нас, вырываются наружу. Мальчик. Похож местами на папу. Ну, рагзоваривайте же с ним! Не хочет он реагировать на чужую тетку! Папа робко начинает говорить с ним. Почему они теряются и молчат? Что за всеобщее оцепенение нападает на большинство?

Маленький. Ты узнал? Папа разговаривает со своим сыном. Родзал наполнен нашей радостью. Она летит в открытое окно. Иногда мне кажется, что новому человеку радуется вся Вселенная. Величайшее чудо — по образу и подобию. Открывает глазки. Понемногу, робко. Смотри, смотри, дорогой. Вот мир, где мы живем. Мы все тебя очень ждали. Древнее счастье.

Роды еще не закончены. Краевое отделение плаценты. Плюх-плюх. Впереди кровь. Потом плацента. Целенькая. И небольшая.

Ребенка накрыли одеялом. Трогает грудь языком. Как тебя хотели назвать? Точно, Тимофей, Тимоша. Чмокает. Все закончено. Нажимаем на матку. Все нормально. Взвешиваем. 3 380. Слушаю и смотрю его. Все нормально. Хороший ребенок. Маму кладут на кровать, где она была перед родами. Переодеваем в домашнее ребенка и возвращаем его к груди. Закройте окно! За окном летняя ночь и звезды. Оставляем их.

Историю я пишу автоматом. Сколько баллов? 8-9. Все хорошо. Ценные советы и просьбы. «Спасибо» акушерке. Доктор Оксана уезжает. Еще чьи-то роды. Вообще-то я не дежурю, я тут так, мимо проходила. Ладно. Ребенок уже родился, а Стасик не идет. Хороший ребенок. Пишу историю. До Оксаниных родов были еще несколько. Успела даже к груди поприкладывать одного малыша. Присасывался, аки пиявка. Ну, наконец эта девочка выезжает в палату.

Какая палата есть свободная? 9? Давайте. Люблю 9. Когда-то я в ней лежала. Только не помню, с каким именно ребенком.

Оставляем маму. Мы собираемся (я и новоиспеченный папа). Из ординаторской вызываем такси. Выходим на улицу через акушерский пропускник. Вот окно. Там Оксанка и мелкий. В родзал набежало куча народу. Хорошо, что мы уже родили. Едем домой. Музыка идиотская. Скорость машины сумашедшая. Ничего. Умру я явно не сегодня. Как много машин и людей на улице! И сколько тех, кто сегодня родился. Поднимаюсь по лестнице, а внутри меня радость, мир и гармония. На сегодня все мои дела сделаны. Завтра будет новый день. И в этот мир придут, прожив свое рождение, новенькие люди. Прошлое лето было жарким. Я спускалась на пропускник к ожидающим меня Оксане и Тимофею. Сколько раз я его слушала и осматривала, но, увидев меня в белом халате, он смотрит удивленно.

- Крестная, ты что, врач?

Мы все громко смеемся. Я, Оксана и двое молодых пап, оказавшихся рядом с нами.

- Да, мой зайчик, я врач, и очень особенный.